Что между нами общего? Что означает общность? И как задействовать эту общность, реализовать ее и тем самым поддержать ее бытие? Современный глобальный капитализм осуществляет тотальное обобществление, обмен вещей и людей, но это обобществление проходит в форме разрыва всех конкретных общественных связей. Советский «коммунизм», исходя из первоначальных революционных импульсов, создал впоследствии отчужденную, несправедливую систему, которая в конечном счете (к 1970м годам) привела к атомизации общества и победе индивидуалистической, потребительской идеологии, сравнимой с ситуацией в буржуазных обществах. Но у советского опыта была и другая сторона: «общее», «коллективное» действительно не было здесь полностью апроприировано – оно, в бюрократической системе коллективной безответственности, часто оказывалось никому не нужным, ничейным.

Советский пейзаж – столь восхищавший и восхищающий до сих пор художников, режиссеров, писателей – это заброшенные стройки, пустыри, открытые питерские парадные, где можно было помочиться или распить бутылочку водки… Общее оставалось во многом вакантным, свободным… Вопреки себе, по «хитрости истории», советский режим достиг свободной общности там, где он ее не как раз не искал… Конечно, все это было неудобно и неэффективно, и новые буржуазные пророки перестройки начали с того, что указали на эту скандальную черту советского «коммунизма» и предложили все приватизировать, чтобы крепче связать человека с окружающей его материальной «базой». Но ничего пока не получилось: новые частные собственники от пренебрежения к вещам перешли к их хищнической эксплуатации (основанной на том же пренебрежении), а небрежение публичным настолько в крови, что мы до сих пор не заботимся об экологии в частной жизни, не обустраиваем свои подъезды и редко способны объединиться для акции протеста.

Однако общее – это и есть ничье. Пустыри, в своей тотальной обмирщенности, выполняют для нас роль сакральных пространств – выделенных «зон». Сакральность профанного – назовем это формулой демократии… Настоящее общее, общее помимо обмена, общее без всеобщего, лежит под ногами именно там, где оно остается ничьим. Вопрос заключается в том, как, с одной стороны, предотвратить узурпацию этого общего (бюрократией, капиталом), а с другой, сохранить отношение к нему: ведь люди, увлеченные частной жизнью, не замечают той общей пустоты, которая изгоняет их из себя в отдельные мирки. В ответ на этот вопрос необходимо общее действие, которое не только реализует накопившиеся в нас коммунально-миметические энергии, но и делает преступный шаг в свободное, общее ничье.