#6: Революция или сопротивление?

There are no translations available.

Contrary to the expectations of Hegelian Marxism, social struggle does not follow any dialectic of progress, but always coagulates from scratch in discontinuous “events”. Such events, as in 1789, 1848, and 1917, do not elevate history to a “higher level”; instead, they “interrupt” its progress. As such, revolutions are extremely rare “historical finds”. At present, there is no revolutionary option. Furthermore, the 20th century has inevitably led to the experience that any attempt at establishing a different society will eventually mutate into a power-project, a rule of regime. Yet then again, this knowledge of radicalism should not lead to the kind of “pessimistic anthropologies” with which conservatives have always legitimized exploitation and oppression. Not in spite, but because of its tendency toward authoritarian ossification, real radicalism must always turn against itself. This turn against oneself does not only lead to a refusal of transcendence, but also attacks any form of rule (not of power). Thus, it refrains from connecting the critique of the totalitarian disfigurement of the revolution with an affirmation of the established order of things.

Мой друг Гейдар Джемаль выступая однажды перед форумом левых активистов заявил, что ислам был знаменем под которым угнетенные массы на протяжении полутора тысяч лет сопротивлялись тирании. Что, кстати, можно отнести и к любой другой народной религии. Неожиданно из зала прозвучала реплика: “Все это хорошо, но пора бы, наконец, перестать сопротивляться тирании, и просто уничтожить ее”.

В последние годы слово “сопротивление” стало модным в кругах антиглобалистов и левых. Мало какое слово повторяется так часто на митингах, в дискуссиях и в декларациях, мало какое слово несет такой положительный эмоциональный заряд. Сопротивление – это стойкость, верность своим принципам, готовность бороться наперекор всему, невзирая на неравенство сил и очевидную для обывателя обреченность борьбы. Логика сопротивления – экзистенциальна. Я не расчитываю шансы. Я просто стою на своем. Даже если я не могу победить, даже если я знаю, что обречен на поражение, я все равно должен дать бой, ибо всякое иное поведение – предательство. Не только по отношению к своему делу, но и по отношению к самому себе.

Один из самых трагичных эпизодов в мировой истории сопротивления произошел задолго до нас – он был описан Софоклом. Оракул предсказал несчастье царской чете: сын должен убить отца и жениться на матери. Чтобы избежать воли богов, ребенка обрекли и на смерть. Он выжил и в молодости, узнав от оракула злую волю, покинул приемных родителей, которых считал своими. Всем известно, что произошло потом.

До сих пор стоит перед глазами сцена: на перепутье кружится Эдип, в слепом отчаянии выбирая дорогу, которая увела бы его прочь. Всецело во власти судьбы, он хочет ее обмануть, сопротивляется ей, но своими действиями помогает свершиться жестокой и далекой от представлений о справедливости, равно как и о свободе, воле богов.

Со времен Софокла здесь мало что изменилось, разве что условия возможности – воспроизводства мифа. Место рока греческой трагедии и «воли богов» занял капитал, нависшая над нами серая тень денежной массы, которая, случись ей обрушиться, погребла бы под собой целый мир. Мы можем бесконечно сопротивляться этой воле, в том случае, если признаем, что таковая вообще есть. Самим своим существованием, постольку, поскольку мы его признаем, она вынуждает нас сопротивляться – находясь целиком внутри ее логики.

1. Искусство не есть возвышенное нисхождение бесконечного, которое заключалось бы в конечном отторжении тела и секса. Напротив, оно является производством бесконечной субъективной последовательности, посредством конечного материального изъятия.

2. Искусство не может быть выражением особенности, будь то этнической или индивидуальной. Оно – безличное производство истины, адресующейся всем.

3. Истина, чья процессуальность лежит в искусстве, это всегда истина чувственного, поскольку оно чувственно. То есть в искусстве происходит трансформация чувственного в событие Идеи.

4. Существует, необходимым образом, многообразие искусств, и хотя между отдельными видами искусств может быть сколько угодно пересечений, невозможно вообразить себе тотализацию этого многообразия, сведение его к одному.

“Разумеется, есть огромная разница между подлинной социальной борьбой от имени эксплуатируемых меньшинств… и … насаждением безопасного, безвредного, безобидного сопротивления (resistance), процветающего среди “радикальных” университетских преподавателей”. (С.Жижек, «13 опытов о Ленине»).

Даже для медийно этаблированного Жижека “сопротивление” подразумевает скрытую легитимацию статус-кво, и он проницательно вскрывает его мотивацию (лакановская модельистерического поведения): интеллектуал-сопротивленец постоянно провоцирует “Систему” (Другого, Господина) своими текстами и выступлениями, но суть игры – чтобы ничего не изменилось, все осталось в рамках “психологии” (подтверждение своей нонконформистской идентичности).