Я сижу за монитором ноутбука, пишу этот текст. В окно вижу стройку шестнадцатиэтажного здания, где с утра до вечера работают ребята, которые в жизни не видели Интернета. Они приехали в этот город на заработки из забытых буржуазным богом поселков: в Узбекистане, Таджикистане, Киргизии, Украине и той же самой России. Большинство ребят не выходят за пределы территории стройки. Чтобы не платить налоги, работодатель не сделал для них документов. В свободное время ребятам остается сидеть в вагончике и смотреть телевизор на малопонятном для многих, особенно молодых, русском языке. В вагончике тесно, но зато тепло. Душа не предусмотрено, и мыться после тяжелой работы приходится с помощью ведра и ковшика. Но ребята терпят эти невзгоды, они молоды, полны сил. И надежд?

—Какие у меня планы? Не знаю. Пока работаю.

Кариму еще только 20 лет. Бульшую часть своей зарплаты, которая составляет около 15 тысяч рублей в месяц, он высылает домой, где с родителями осталась сестра и двое братишек.

—Ты еще такой молодой. А уже взял на себя такую ответственность. Большинство питерских ребят в твоем возрасте еще находятся на обеспечении родителей. Чего ты хочешь в жизни?

— Хочу поступить в университет. Сколько денег нужно, чтобы поступить?

Это еще не план и не надежда. Скорее, мечта. Ведь нужно еще и место, где жить, и свободное от работы время, и знание русского. А рабочий день, при котором можно получить ту минимальную зарплату, которая необходима для выживания и поддержания семьи, ненормированный.

— Когда у вас будет следующий выходной?

— Не знаю. Когда клей кончится!

Карим в Питере уже год, но только два месяца назад он получил документы—и возможность выходить с территории стройки. Он попал в небольшое число тех, для кого работодатель оформил документы, чтобы создать какую-то видимость законности. Благодаря этому мы и познакомились. Иначе он так бы и работал за стеной, окружающей стройку, а я так бы и ходила мимо по проторенному маршруту.

Документы, конечно, много значат, и чиновники ой как наживаются на их оформлении. Однако, правовой статус, который они обеспечивают рабочим-мигрантам, весьма иллюзорен. У всех, с кем мне удалось поговорить, были случаи, когда сотрудники милиции спрашивали документы и, удостоверившись, что документы находятся в полном порядке, не моргнув глазом, объявляли их фальшивкой. После этого стражи порядка требовали деньги, а в случае отказа “заплатить штраф”, начинали орать про “понаехавших в культурную столицу”, угрожать, а то и шарить по карманам.

— Документы не спасают от поборов,—говорит Дильшод,—Вот только это спасает —щит! — смеетсяон, показывая на рекламные плакаты на груди и спине, скрепленные на плечах веревочками. Этот приветливый мужчина лет сорока был вынужден устроится на работу “человека-бутерброда” после того, как его обманули на стройке, заплатив меньше двух тысяч рублей за полтора месяца работы. Можно было бы предположить, что ему не повезло, он попал в лапы каким-то аферистам. Но если аферистами являются такие крупные и респектабельные фирмы, как “Парнас-М”, надо думать, что речь идет о системном явлении.

Несколько месяцев назад “Парнас-М”, воспользовавшись услугами субподрядчика, нанял на работу 300 человек, которые по прошествии двух месяцев не увидели не только своей зарплаты, но и паспортов. Фирма-субподрядчик испарилась вместе с паспортами, а хозяева крупнейшего производителя мясопродуктов на Северо-западе получили свою долю награбленного и даже не были потревожены каким-либо вниманием прессы. Скандал не прогремел на весь Питер, поскольку, так же, как и в случае с вымогателями в серой форме, жертвами стали те, у кого нетвыхода к СМИ. Те, у кого нет голоса. И те, с кем мы, решившие связать свою жизнь с революцией, еще только ищем общий язык.

Я просовываю язык между его губ, и он улыбается. Такой поцелуй—это что-то необычное для моего дорогого товарища из консервативной узбекской деревни. Мы очень быстро находим взаимопонимание на языке жестов, прикосновений и эмоций. Но как поделиться бульшим? Мы вместе смотрим плакаты с серпами и молотами, Фиделем и Че, найдя в Интернете англо-узбекский словарь, я пытаюсь рассказывать о рабочем движении в США, о том, как мексиканские иммигранты создают профсоюзы и выходят на демонстрации. Трудность состоит в том, чтобы показать, что рабочая борьба — это не абстрактные кулак и звезда на моей венесуэльской футболке, а что-то реальное. Что-то, что может стать частью его жизни здесь, в холодном Питере. Что-то, что должно стать частью моей жизни тоже. Поскольку сейчас моя жизнь—не намного больше, чем футболка снадписью “Смерть капитализму!” //

Маньяна Мехор

 

Имена, кроме “Парнас-М”, изменены.