announcements

some quick documentation of the show Birds Works. Chto Delat selected works 2018-2024. see the text on the show at https://www.thegalleryapart.it/exhi…/bird-works-2018-2024/

 

 

The Lexicon of Emergency and the questions of pedagogy.

Or a Pedagogy of Questioning: what is wrong with our world?

Seminar by Chto Delat International in collaboration with Prof. Dr. Nora Sternfeld

Start: 12. April 2024

Block seminar  in April, May und June

Dates: 12.4., 26.4., 10.5., 24.5., 14.6., 28.6., everytime from 16:00 till 20:00

it is possible to participate on any single date.

Ort: Extended Library der HFBK Hamburg

Registration: dmvilen@gmail.com

Chto Delat has always held the view that one can only learn art through the process of making it. It is therefore important to understand the impulses that underlie the desire and passion to make art. They are always historically determined, so we need to learn how to navigate this new world. And we propose to start by mapping it – to see how old established concepts are changing their meaning and to trace what new concepts that previously fell out of the usual language are coming to the fore and dominating public speech.

In the current condition of multiple emergencies the basic question of the seminar is:

How to teach (and learn) art (and how to analyze/critique art) in a situation of accelerating, unpredictable and threatening transformation of the world? How to learn good things and unlearn bad things which penetrate our toxic everyday?

The project consists of a series of open performative discussions at the space of the Extended Library of the HFBK, open for participation of HFBK students and other cultural workers currently living in Hamburg. There will be 6 meetings in total and each meeting will focus on building an Emergency Lexicon/Atlas. Possible topics for discussion could be dedicated to: Internationalism, Tikun Olam (Repair), learning against hatred, what is evil?, new visions of universalism, how to communicate with ghosts? etc. The topics will be discussed through rehearsals, readings, performances and writing sessions with. The program will also include a number of public events.

This project realized in the context of the group exhibition Educational Web at Kunstverein in Hamburg (dates 1.4.2023 – 6.8.2023 see more here https://kunstverein.de/ausstellungen/the-educational-web ) and it reflects the transformation of the School of Engaged Art into the School of Emergencies

***
This project has a long history, beginning during the covid epidemic, it was postponed several times and changed several places of realization. Now it has materialized in a completely new reality shaped by war, the flight of graduates and teachers from Russia and Ukraine, and a situation where the meanings of things has seemingly collapsed.

In 2022, our project The School of Engaged Art in St. Petersburg ceased to exist. This was also marked by our exodus from our city, along with most of the community of critically minded artists, researchers, and activists that called St. Petersburg home. This is not to say that we were not prepared for this situation. During the first enrolment of the school in 2013, we experienced shock when the outbreak of war and the annexation of Crimea occurred. Our school always had many participants from Ukraine. Tragically, we experienced the breakup of our shared post-Soviet space. This year will be the school’s tenth anniversary, and looking back, we have been operating and learning in a state of emergency this whole time, but even in this generally hostile situation, we have managed to find ways to talk, create new works, and exercise our autonomy. But the escalation of a full-scale war and the rise of fascist tendencies in Russia have left us no chance of surviving even in the dissident model of confidential counter-public space. Now we are forced to change our work completely, following the flows of migration of our alumni and faculty who have found themselves in the most unexpected places.

Beds installation - dossier page version

Our school has lost its home, the place where it was rooted, and has become a wandering structure of the School of Emergencies, open to different contexts and a new assembly of confused bodies and thoughts. We have become homeless. More precisely, we begin to build our home from where we are now, from where our beds stand. From a place where we can stop along the way and begin to think about what the future holds for us and how we can care about a common future. But our beds don’t give us rest—they are like boats in a stormy sea, on the waves of which we are tossed with the rest of the other migrants. We are looking for a way to navigate, and here we are helped by memories of our Comrade-Blanket. This is an object that our school’s participants made back in 2016, and since then, it has served to shelter many sleeping bodies, tired from discussion or dance—it doesn’t matter. It’s a powerful tool for producing shared dreams and solidarity. Changing from year to year, now with portraits of our (un)queer-(un)dead-teachers, it covers our restless beds, again uniting us and sustaining us. Flashback-fragments of video works carried out by participants in the school throughout its activity take us back in time, and we see some documentation of the school activities – like publications, quotes, photos at our archival documentation scrolls. This textile are coming together on the podiums with our maquettes of our educational process and former Rosa House of Culture also look to our lost past while proposing a possible future.

One model shows the Rosa House with Haim Sokol’s last exhibition on the walls. Everything is the same, but flooded by the waves of that same raging sea where our beds still float. The class of Political Magic, the class of Celestial Hardwood study, the class of External Environment study—these models are now populated by non-human beings, new students whose bodies have been transformed to survive in our perhaps already post-apocalyptic reality.

Chto Delat Emergency Project Room

makes open call for the next masters of Mad Tea Parties

***

After inspiring encounters of the first 6 ceremonies – thanks so much to our masters: ILYICH, Gluklya, Henrik Meyer, Alice Creischer, Konstanze Schmitt, Krёlex zentre and all participants we have decided that, in such a city as Berlin, there are definitely more amazing people who might share our obsession with emergencies and absurdity of our time. So, we are looking for an informal proposal from those who are open to such a risky adventure.

Here you can find a general introduction to our vision of Mad Tea Parties:

MAD TEA PARTY A series of performative discussions

What we provide:

1. Modest fee of 250 euros plus basic production costs (like prints, transport, costs of serving table and other things).
2. The intimate and spectacular space in Berlin Mitte with a long table and all facilities for Tea Party.
3. Information and documentation support.
4. Application from outside Berlin are negotiatable if the travel costs are low or covered by third side

What are the limitations of our protocol

1. The Mad Tea Party is strictly limited to 10 participants, who are chosen in a performative lottery (see some examples at our FB group https://www.facebook.com/groups/1644026146025744).
2. Mad Tea Party must be around (and about) any situation of emergency which should be personally related.
3. The narrative of the ceremony must involve participants through the dice.
4. The ceremony could be realized in any language which its master chooses.

 

The application procedure:

1. You should deliver a short informal idea of your Mad Tea Party (please read the score of Alice in Wonderland from time to time when you do it).
2. You should mention the dates when you are able to perform. At the moment we accept any dates after mid-May.
3. There are no deadlines for the applications – feel free to contact us when you want to discuss your idea.

Please write at emergencyprojectroom@gmail.com

Subject: master of ceremony application

Disclaimer: we are not ready to discuss any applications which we consider that they do not match our protocol and simply not inspire our collective. Sorry.

Chto Delat emergency project room presents:

MAD TEA PARTY

A series of performative discussions at Brunnenstr 43

(Duration: from January till December 2023)

The first circles of invited master of ceremonies include GLUKLYA NATALIA PERSHINA, KREOL CENTER, KONSTANZE SCHMITT, HENRIK MAYER, OXANA TIMOFEEVA, ALEXANDER KOCH, ZIP COLLECTIVE, ALICE CREISCHER, MAKE (ANTON POLSKY) and more.

FIRST CEREMONY “IF NOT NOW, WHEN?” BY MASTER OF CEREMONY ILYICH

WILL TAKE PLACE ON 22.01.2023

Concept and realization: Chto Delat (Tsaplya Olga Egorova and Dmitry Vilensky), Ksenia Jakobson.

 

Please follow us on instagram – https://www.instagram.com/emergencyprojectroom/

And join our newsletter – https://tinyurl.com/55mpyn5d

 

+++++

Preamble

Since the pandemic began, we have become more aware that Benjamin’s provocative statement that the state of emergency is not the exception but the rule is not hyperbole, but our everyday reality.

After the escalation of the war in Ukraine in February 2022, we also began to understand more clearly what a catastrophe means: a missed opportunity for an emancipatory politic that could have helped us to solve the urgent problems of our existence and make the world a better and fairer place. Catastrophe is when the most destructive, life-destroying forces violently dictate their politics, taking over the consciousness of people. Instead of practices of emancipation, we are increasingly immersed in various practices of destruction. This is why it can be said that our time is a time of culminating absurdity.

Can art create new meanings, confront the absurdity of reality, cultivate new communities in a situation of disasters, or should we temporarily abandon the practices of artistic (symbolic) production and limit ourselves to the basic tasks of resistance and care?

Against the background of the obvious priorities of supporting the struggle of the peoples of Ukraine against Russian imperialism, to care about new communities of a new and old fugitives from many places, we often tend to morally neglect the importance of cultivation of cultural values. These processes must go hand in hand, as different fronts of the same struggle. Otherwise, WITH WHAT WILL WE BE LEFT IN RUINS?

What is Mad Tea Party?

We got a new inspiration from a classic of absurd literature – the scene of the “Mad Tea Party” from Alice in Wonderland. Each of our meetings together with the specially invited master of ceremonies will be devoted to a situation of emergency, which the guests of the ceremony can work out together according to the suggested protocol. The participants of this recurring ritual, gathered around one table, devote their time to discussing various situations related to their personal stories, different attitudes towards time (historical time, timelessness, personal, resilent time and others) and trying to figure out how to act in a situation of an uncertainty in relation to the (lost) future.

All tea party themes relate to different emergencies. Each event is announced with title and description. Those who wish to participate in the event register online. TEN REGISTRANTS ARE SELECTED BY LOTTERY FOR THE EVENT TO BE INVITED TO THE CEREMONY. They receive additional preparation materials to help them engage in the discussion.

Chto Delat Emergency Project Room is a semi-public project space dedicated to fostering communities in a state of exile. Located in Berlin Mitte.

With support of Chto Delat Mutual Aid Fund and Réjean & Emmanuel who generously providing the space at Brunnen Strasse

When: August 5th to 23^rd, 2020

Where: Saint Petersburg (Rosa House of Culture, Borey Art Center, SDVIG (Studio of Performative Arts), Yegorka communal gallery, Street University, Parasite art gallery, Assembly, 4413 space) among other places/states of soul

Initiative and score by Chto Delat and other tender mutants of care

Artists: Anna Averyanova, Daniel G. Andújar, Babi Badalov*, Lada Baricheva, Zoe Beloff, Alice Creischer, Etcétera…*, Glyuklya Natalya Pershina, Nikita Kadan*, Krёlex zentre, Georgy Mamedov, Victoria Lomasko, Nada Prlja, Roman Os’minkin, Performative Drawing Studio (Rena Raedle & Vladan Jeremic), Alena Petite, Party of the Dead, Piotr Prinev, Laure Prouvost, Roee Rosen, Andrey Rudyev, Nataly Rybalko, Christoph Schäfer, Mladen Stilinović*, Joulia Strauss, Haim Sokol, Schwabinggrad Ballett/Arrivati, Anna Tereshkina, Society of the Friends of the Virus, Anastasia Vepreva, Jaśmina Wójcik and Jakub Wróblewski, Queer Affinity Group, WRONG NINNA NANNA (Franco Bifo Berardi, Marco Bertoni, feat. Lydia Lunch) and pandemic open source viral images archive

* marked artistic works are realized within a protocol of intimate re-interpretation from their original forms

Sound performances: Starost (Moscow) and Studio of Unconscious Music (Saint Petersburg)

Pedagogies: School of Mutation (Russian platform of the educational program of Institute of Radical Imagination) coordinated by School of Engaged Art, Saint Petersburg

Solidarity: UNION – a network in defense of the rights of cultural workers in Russia;

OVD-Info – information and legal support of people prosecuted in Russia

Egormarka – a local mutual aid off-market artist initiative

left: Daniel G. Andújar, “Social Distancing. Distancia Social. Bad Dreams”, 2020, Video, 1min 00sec
right: Lada Baricheva, from the series “Post-soviet Science Esoterics”, 2020, watercolor on paper, 32x40cm

***

Are we preachers of despair? Are we preachers of despair or castaway trying to survive the shipwreck? Are we raising disquietude or inciting rebellion? Are we raising disquietude or learning how to breathe in the hell?

Franco Bifo Berardi

We have a situation here:

To everyone who shares the alarming uncertainty in the face of the current transformations of our common world, our bodies, our professional and personal future. To everyone who is interested in forming a new agency in a mysterious situation when we cannot find answers to simplest everyday questions.

This festival is conceived as a solidarity project by the community of cultural workers of St. Petersburg in dialogue with international comrades with whom we are sharing similar anxieties.

 

During our quarantine experience, we somehow got ourselves the “homework” to comprehend a phenomenon unknown to us, the meaning of which is unclear. And we thought that it makes sense to carry out these tasks together. This is how the idea of ​​this anti-festival came about.

 

The pandemic situation has revealed new forms of necropolitics: in nursing homes, refugees camps, in prisons, behind closed doors, where there is no protection from domestic violence, in referendums and election in hassle, in mass impoverishment and growing inequality. Experimental management technologies, at the intersection of security, health care and police surveillance, determine (in the “penetration test” mode) an anthropological shift in politics.

On the other hand, not everything is so gloomy and this sudden half-suspension of production and consumption, the invention of grassroots forms of care for each other, the explosion of resistance to racism and social injustice, and the appeal to asceticism in culture and everyday life open the horizon of new opportunities, even in Russia, where the situation looks especially hopeless and seems deep frozen for the rest of Putin’s life.

Why going offline?

This is our central question to all participants who consciously choose to present their works in real spaces (indoor and outdoor). We definitely consider that in the current situation there is an incalculable risk for those who install, take care of the spaces and engage with the public. What does it mean that the places of culture keep their position as the safe semi-protected spaces meanwhile the masses of people are commuting in overcrowded public transport, doing all essential work to sustain the life and reproduction of communities? Is it a sign of conscious responsibility towards society or does it demonstrate a new division between the extra-safe zones of exclusive consumption of art and brutal tangibility of real life?

Can art and pedagogy develop new forms of urgent social binds which respect the life of community in its complexity? The existence and the rituals of “art and culture” are often evoked as some of the few self-evident justifications for our human existence, but nothing becomes self-evident anymore, and together we must find a new way how exhibition-making (which we love and miss a lot) and education processes could be realized despite growing pressure of necessity to hide behind the screens

On mutation:

Viruses mutate. The metaphor of mutation raises a number of new questions that should be taken in the broad context of a new bio-political regime: What is the nature of ecological and human mutations? How are they structured? How can we read and elaborate the language of mutation (we remember that art has also been a virus)?

We are looking for other forms of mutations: from individual to common, from forms of self-care to radical concern for the life of a community of people, nature and technology, and the ability to talk about this life in art.

***

With the support of Rosa Luxemburg Foundation (Moscow Branch), Foundation for Arts Initiatives and Chto Delat Mutual Aid Fund.

Executive partner: The Creative Association of Curators TOK

Information support: Sigma

 

Школа Вовлеченного Искусства объявляет набор в Школу Мутаций*, а также приглашает будущих участников Школы к участию Фестивале Мутаций, посвященном открытию этой программы.

Школа Мутаций – это образовательная программа, которая открыта для участия всех, кто разделяет тревожную неопределённость перед лицом драматических трансформаций нашего общего мира, наших тел, нашего профессионального и личного будущего. Программа обращена ко всем, кто заинтересован в формировании своей новой агентности в загадочной ситуации, когда мы не можем найти решения самых простых вопросов.

Несмотря на то, что наша Школа будет иметь гибридный способ обучения (включать в себя как онлайн, так и оффлайн встречи), мы хотим начать ее работу при первой возможности личного знакомства. Мы надеемся, что это произойдет уже этим летом. Точная дата открытия будет объявлена за две недели до начала программы.

Открытие ШКОЛЫ МУТАЦИИ состоится в форме ФЕСТИВАЛЯ МУТАЦИИ в тот момент, когда мы решим снятть карантинные ограничений: он будет состоят из международной выставки, дискуссионной программы, концертов и совместного производства анти-тел.

Следите за объявлениями. Мы будем рады поддержать ваши идеи, связанные с общей программой Школы.

Подача заявок на участие в Школе и на фестиваль до 3ого июля 2020.

Для подачи заявок заполните форму: https://docs.google.com/forms/d/1lWHFPnOGlNBGyxKazNk5Gl0FLrLVhhEQK_TDAZvgfO4/

***

Сейчас никто не знает, когда и как будет происходить наш выход из карантина, какими будут новые нормы социализации, с какими формами психологических проблем – персональных и коллективных – мы можем столкнутся, какая степень экономического кризиса нас ожидает, и какие новые политические репрессии готовятся под прикрытием заботы о здоровье общества. Поэтому так сложно сказать, какие формы должна принять наша совместная деятельность в рамках Школы Мутаций и эта ситуация полной неопределенности формирует острую необходимость создания сообщества, способного принять этот вызов.

Во время нашего общего опыта карантина, мы как-бы получили «домашнее задание» — осмыслить неизвестные нам явления, смысл которых неясен. И мы подумали, что имеет смысл выполнять эти задания совместно –  так возникла идея создания этой образовательной платформы.

Ситуация пандемии выявила новые формы чрезвычайной власти некрополитики: в домах престарелых, лагерях для мигрантов, в тюрьмах, за закрытыми дверьми, где нет защиты от домашнего насилия, на референдумах, в массовом обнищании и росте неравенства. Экспериментальные технологии управления, на стыке безопасности, здравоохранения и полицейского надзора предопределяют (в режиме «теста на проникновение») антропологический сдвиг в политике.

С другой стороны, не все так мрачно и эта внезапная полу-приостановка производства и потребления, изобретение низовых форм заботы друг о друге (pirate care), взрывы противостояния расизму и социальной несправедливости, обращение к аскетизму в культуре и повседневности открывают горизонт новых возможностей, даже в России, где ситуация выглядит особенно безнадежно.

Вирусы мутируют. Метафора мутации поднимает целый ряд новых вопросов, которые наша Школа должна решать политически:

• Какова природа грядущих мутаций?
• Кто их определяет?
• На каком языке она говорит с нами (мы помним, что язык/искусство – это тоже вирус)?
• Какова наша роль в этом процессе?
• Являемся ли мы частью подопытного материала, или же мы те самые исследователи, которые наблюдает или катализирует процессы изменений в своей лаборатории?
• Или же мы можем парадоксальным образом являться и тем, и другим?

Наша концепция мутантных исследований должна сыграть роль, похожую на ту, что раньше играли активисткие (милитантные) исследования – создавать знание, помогающее в становлении новых форм жизни, ее смыслов и практик борьбы за общее (коммонс).

Мы предлагаем вам стать частью интернационального сообщества исследователей, художников и работников культуры, которых волнуют схожие проблемы, и которые не хотят смирится с нормализацией, известной как карантин, дистанцирование, контроль, болезни и нищета.

Мы ищем другие формы мутации, от индивидуального к общему, к радикальной заботе о жизни сообщества людей, природы и техники и возможности говорить об этой жизни в искусстве.

***

Набор на курс ограничен. Все публичные мероприятия Школы будут открыты для публики

Десяти участникам, предлагающим наиболее волнующие проекты мутации (на основе анкет и собеседований), будут предоставлена единовременная стипендия 20000 рублей. Стипендия открыта только для новых участников ШВИ, проживающих в Санкт Петербурге.

Мы планируем создать исследовательские группы-лаборатории по направлениям изучения и практик заботы и коммонс (общего блага), аскетизма и ограничений роста, трансформации тел и движений, судебных расследований, опыления и укоренения, болезней и выздоровлений, чрезвычайного положения и других. Деятельность Школы Мутаций планируется на ближайший год и её программа открыта для предложений участников, которые будут регулярно обсуждать на ассамблеях школы.

****

Примечания

* Петербургская Школа Мутаций является частью новой исследовательской и образовательной, интернациональной программы, инициированной Институтом Радикального Воображения (The Institute of Radical Imagination – IRI или ИРВ) – организацией, занимающаяся теоретическими и практическими исследованиями коммонс (общего). Интернациональная программа будет работать в онлайн режиме и объединяет знания из разных мест – таких как Стамбул и Загреб, Милан и Мадрид, Венеция и Афины, Санкт-Петербург и Лондон, и других мест, где находятся сейчас члены ИРВ – художники, теоретики, активисты.  см.

THE SCHOOL OF MUTATION

Понятие коммонс означает создание и распределение культурных, природных, финансовых и технологических богатств сообществом их пользователей и производителей. Предполагается, что сообщество управляет этими ресурсами при помощи институций, которые оно создает самостоятельно, как правило, в конфликте с государством или рынком.

If you could choose one thing to add to a historical timeline of India, what would it be?

As part of their exhibition at Khoj, Russian art collective Chto Delat is building an alternative India timeline in the Khoj exhibition spaces. They are inviting responses from anyone who feels they have a story or important event to share, or feels something is missing in the way the history of India has been discussed or promoted – any event of local, global or personal significance from 1989 to the present day.

We are interested to hear what you feel is an important event to record, and why. It could be any kind of event that is important to you, your family or wider community – positive and/or negative – that has shaped or transformed your experience of the city in the last 30 years.

The event could be something very small or mundane, it could be a feeling, or a personal encounter, an artwork, a new street name, the birth of someone you know, a political action, the publication of a book, a chance meeting – it could also be a global event or change that has affected India in some way – anything that has been important to the way you see, feel and use the city.

This project is about exploring alternative histories and understanding the different forces of transformation the city has faced. Chto Delat’s idea is to try to build a more complex understanding of what has shaped the city, in order to think about how to work, build and live in the future.

If you would like to take part, you can complete this questionnaire and Chto Delat will then add your event to the timeline. If you would prefer to submit your event in a different way we would love to chat with you in person, or on the phone. Contact Alina Tiphagne (alina@khojworkshop.org) if you would like to hear more.

For your event to be included in the timeline from the start of the exhibition, please submit by 27 January, Monday.

More information about Chto Delat’s projects can be found here: https://chtodelat.org/

And more information about Khoj here: https://khojworkshop.org/

Действующие лица:
Лиза Штерн — философ, 30 лет
Петруша Золотокобылкин – философ, ее молодой человек, 40 лет.

Лиза: Петруша, нам с тобой нужно серьезно поговорить. Ты совсем не смотришь на меня, отводишь глаза. Ты отстраняешься, когда я тебя обнимаю. Ты занимаешься со мной любовью молча и называешь этот волшебный акт близости двух сердец грубыми, унизительными словами. Я серьезно подозреваю, ты меня разлюбил!

Петруша: Лиза, что ты, как ты только могла такое подумать! Ты же знаешь, что я просто малоэмоциональный человек. Я могу любить тебя, рисовать тебя, я могу покупать тебе дорогие и полезные подарки, я боюсь смерти и побаиваюсь женщин (кроме тебя) – но зачем по этому поводу стулья ломать? Разводить театральщину? Что такое так называемая эмоция, как не просто гипербола, преувеличенно возбужденное изложение мысли, которую можно было бы просто лучше объяснить?
Аристотель излагает свое учение о страстях именно в «Риторике». А я не люблю риторики, она мне кажется напыщенной. На мой взгляд, если кто-то по десять раз на дню признается в любви, и по десять раз на дню расстраивается по ее же поводу, тот либо сам не испытывает достаточно любви, то ли сомневается в ней. Я больше скажу, бурные излияния любовных чувств мне кажутся способом заговорить тайную ненависть. Или вполне понятный страх перед совершенно чужим человеком, которого ты случайно приобрел (человека, а не страх).

Лиза: Не уходи от ответа, сволочь ненаглядная! Так любишь или нет, что ответить сложно? И вообще, любовь это не «эмоция». Любовь это большая возвышенная страсть. Я с тобой отчасти согласна, что манерность, излишняя аффектация, которая входит у нас еще порой в набор стандартной женственности. Но любовь это не то же самое, потому что она активна. Ее можно сравнивать, например, с энтузиазмом по поводу исполнения пятилетки или по поводу войны. В этом смысле любовь, и вообще то возбуждение, о котором ты говоришь, это большая утвердительная страсть, а не пассивное переживание, которое нахлынуло и схлынуло.

Петруша: А я согласен с этим. Но такая большая страсть переживается порой апатично. Жак Лакан, этот французский неошаман, замечал, что маркиз де Сад, с его поиском новаторских видов наслаждения, изображает своих героев холодными. Они следуют своей страсти как закону.

Лиза: Ну вот опять! Как ты можешь даже проводить такое оскорбительное для меня сравнение! Любовь это не болезнь, а благородное и нежное отношение верности, верности событию встречи!

Петруша: Этот энтузиазм и постоянное выражение верности для меня граничат с верноподданичеством. Я еще помню советское общество, с его заорганизованностью и идеологичностью. Современная «любовь» всегда напоминала мне даже не христианство, от которого непосредственно произошла, а марксизм-ленинизм, некий высокопарный официоз, уводящий нас от реальности в абстрактный и беспредметный идеализм.

Лиза: Ну вот, признался! Ты меня не любишь.

Петруша: Я тебя люблю. Это объективный физический факт. Но я не люблю любовь к любви — то есть не вижу смысла удваивать и утраивать сущности.

Лиза: Ты даже не бесчувственная скотина, а гораздо хуже. В твоих речах звучит уже не апатичность, а тоже риторика – риторика разочарования, цинизма, и провокации. Ты стесняешься своих чувств и хочешь, чтобы они нахлынули на тебя независимо от твоей и моей воли. И поэтому ты проповедуешь антикоммунизм.

Петруша: Да, печаль и гнев – это анти-аффекты. В умеренных дозах они полезны, потому что способствуют отрезвлению и объективному познанию. Посмотри на современную массовую культуру: кино, рекламу, социальные сети – с одной стороны, нас окружает любовь к любви, эта тщетная суетливая сентиментальность, умиляющаяся слабости и хрупкости. А с другой, кинофильмы постоянно нас пугают, перед этим проигрывая тревожную музыку. А для образованных («фестивальное кино») – тяжелая депрессивность, усугубляемая повальным сочувствием к бедности, выискиванием обиженных. Люди впадают в депрессию, потому что пугаются своих негативных эмоций, впадают в страх страха, печалятся от печали, тревожатся от тревоги. И это вводит их уже не просто в меланхолию, а в ступор.

Лиза: То, что ты описываешь, милый, это дурное, патологическое удвоение, остановка чувств. Настоящая страсть не останавливается от того, что рефлексируется и применяется к себе, а наоборот, усиливается и освобождается, точнее приосвобождается от объекта. Любовь к любви есть тоже любовь, она подхватывает там, где запнулась на своем упертом объекте первая, но делает это уже шире, мощнее, переходя от фетишизма к настроению, некой форме, которая окрашивает весь мир и весь опыт. Именно такова моя любовь. Но без объекта, который дает ей начало – тебя, мой сладкий – она не раскроет своих объятий мирозданию. Ей нужна привязка к завораживающей «фигуре», чтобы благосклонно осветить остальной мир как своего рода «фон». Аристотель, у которого ты почему-то прочел только «Риторику», в «Поэтике» называет этот механизм очищением, «катарсисом» страсти. Ударение на первый слог.
Платон, учитель Аристотеля, занимал позицию, в чем-то похожую на твою. Он выступал против сентиментальной поэзии и вообще сострадания. Именно из его учения возник потом столь популярный у вас, мужчин, аристократический стоицизм – правда, для эротической любви он делал, к его чести, исключение и считал ее полезной для своей теории истины.

Петруша: Которая именно потому и оставалась религиозной и моралистической.

Лиза: Которая именно потому впервые поставила вопрос о скрытой сущности вещей!
Так вот, мы плачем по поводу несчастья другого, говорит Платон, но представьте себе, не дай бог, что несчастье произошло с вами – вы не будете сразу плакать и жалеть себя, вы соберетесь и постараетесь спастись с наименьшими потерями. Но Аристотель — сын врача, привычный к боли — отвечал ему: нет, боль переживания нужна и пострадавшему, чтобы преодолеть от заклятия беды, вышибить пассивность клином самой пассивности.

Петруша: Здесь уже не идеология и не религия, а какой-то шаманизм, архаика колдовства и жертвоприношений. Да, я критически отношусь к религии личностной любви (не к самой любви, а именно кк религии ее) – это какая-то приватизирующая пародия на христианство, узурпировавшая формат республиканской добродетели. Но сейчас ты интересно рассуждаешь и копнула глубоко. Любовь (эрос), страх и сострадание были и до христианства. Это были коллективные страсти (можно любить одного человека, но тебя все равно охватывает дионисийское неистовство). И они всегда выглядели как своеобразное материальное волшебство. Влюбленный околдован возлюбленным, паника насылается богом Паном, меланхолия выглядит как сглаз, превративший твое тело в вещь. Эта мистика и сегодня стоит за суетой сентиментальной пропаганды. Но каковы ее реальные причины?
Жан-Поль Сартр считал эмоции результатом своеобразной светской магии. В том смысле, что мы идентифицируемся с окружающими вещами – людьми, объектами и ситуациями – и общаемся с ними, даже если они нас не слышат, как будто бы были полностью проницаемы для нашей воли. А наши свободные мысли и действия, наоборот, превращаются внутри нас, под чарами окружающего мира, в инертные вещи. Некоторые вещи как бы ловят наши помыслы, но тем самым останавливают и блокируют их. Эмоция есть ориентация в чарующем мире.
А аффективные действия — архаический театр. Страхом мы символически отпугиваем напугавшие объекты, дрожим, чтобы расшевелить гнетущую ситуацию. В депрессии, наоборот, сами превращаемся в эти объекты и разыгрываем печальные ситуации в своей душе, а любовь это как раз магия наиболее перспективная, потому что она воздействует на другого человека путем идентификации с ним и вовлечения его в аналогичную идентификацию тоже, в обмен телами и кожей. Ты, например, выводишь меня из себя, чтобы ввести в себя.

Лиза: Опять, опять и опять ты сводишь все к плотским утехам!

Петруша: Вот ты кричишь, повторяешь все по три раза, чтобы разрушить мои барьеры, проникнуть в меня – магически, не буквально. И средства массовой информации бомбардируют меня шоками, чтобы поймать меня, схватить за живое.

Лиза: Да что в тебе осталось живого?

Петруша: Живое это реально существующее и упорствующее в своем бытии. Его во мне больше, чем в тебе.

Лиза: Нет, живое это дрожащее и танцующее, чтобы объединиться с разрозненными предметами мира. Где оно в тебе? Где, скажи мне?

Петруша: Мне кажется, когда ты говоришь о любви, ты на самом деле говоришь о некой пружине жизни, о ее секрете (секрет половых желез лишь символ ее, а не как некоторые думают). Вся эта магия, религия и идеология — лишь неадекватный способ погони за истиной, в смутных образах табу, Бога и идеи. Ты издеваешься надо мной уже полчаса потому, что сомневаешься в подноготной моих чувств, то есть ищешь во мне главное, оно же хрупкое и трепещущее — кащееву иголку.

Лиза: Ну, главной для тебя должна быть я.

Петруша. Конечно, ты главная у нас в семье. Но вообще в жизни человека много главных событий и главных людей. Мир не устроен как монархия, хотя в нем и царит моногамия.

Лиза: Серийная моногамия и серийная монархия.

Петруша: Вот тут я за. И главное обнаруживается периодически, образуя островки интенсивности и перешейки верности им, которые требуют и тревоги, и уверенности. Но важно понимать, что происходит, важна истина, несводимая к нашей воле. А аффект что….

Лиза: Что-что. Аффект — это символ постижения сущности, предстающий на материальном, экзистенциальном уровне как прощупывание точек предельной уязвимости.

Петруша: На уровне материальной пассивности эти точки – также зоны интенсивнейших наслаждения и боли, а на уровне материальной активности они выступают как темы и предпосылки судьбоносного действия.

Лиза: Согласна. И поэтому на уровне словесной, интеллектуальной символики аффекты выражаются в гиперболах, в нежном лепете и скверном хохоте, раздувая значимость чувственного факта вплоть до нелепицы, так как значимость этого факта далеко выходит за его собственные пределы.

Петруша: Но если сущность, истина, хороши для человека сами по себе, перпендикулярно к нашим чувственным стремлениям и огорчениям, то символ сущности – экзистенциальный центр конечной жизни — и привлекает в любви, и отталкивает в ужасе, и томит в своей инертной вещности.

Лиза: Так где же у нас центр этого циклона?

Петруша. Не знаю, Лиза… Любви ты так сказать, искала, но не нашла.

Лиза: С тобой это безнадежно, дорогой. Но зато я нашла ей красивое определение.

Петруша: Да, кажется на сегодня разобрались.

В овечьей шкуре.
Диалог о капитализме.
Социалистическое братство – это не какой-то утопический строй, который надо реализовать против капитализма, а это то, что в расщелинах капитализма каждый раз надо организовывать заново.

Артемий Магун

Данила Расков

Александра Магун

Александр Погребняк

Место действия – Санкт-Петербург.
Действующие лица:
Автандил – отец семейства, экономист известного банка, 60 лет
Георгий – его сын, студент Высшей школы экономики, 25 лет
Мамука – сын Автандила, докторант Европейского университета, 30 лет
Алико – дочь Мамуки, 9 лет

Мамука
Слушайте, семья! Ездил я в прошлом месяце к своим друзьям в Берлин, мы с ними там посидели и поняли, что, вопреки всем различиям между нами, у нас есть нечто безусловно общее – это ненависть к капитализму и вытекающая из нее необходимость борьбы с ним. После распада Советского Союза капитализм – уже везде. В России – своего рода, в Германии – немного другой, в Китае очень странный, ну и, конечно, считается, что главный капитализм в США – но везде это именно капитализм. То есть в принципе это синоним тирании, которая сегодня господствует над миром. Поэтому международными силами мы должны эту силу невидимой тирании – а ведь капитализм потому самая страшная деспотическая власть, что ее не видно, – вот эту силу мы должны вместе скинуть и поставить на ее место человеческое братство и достоинство. Не вводить очередные иррациональные схемы, а просто договориться и жить так, чтобы мы получали место в жизни по труду, по заслугам, по справедливости. Это классическая формула социализма, что же мешает нам сегодня поставить ее во главу угла, как вы считаете? Я уже не говорю про коммунизм.

Георгий
Знаешь что, братан, я тебя очень люблю, но хочу уточнить для тебя свою позицию. Она состоит в том, что современное общество, ну, даже все современные общества, мне кажется, устроены по капиталистическому образцу. Вопрос, конечно, в том, что, как правильно ты и сказал, в разных странах есть разные вариации. Чем полезна борьба с капитализмом? Да тем, что любая борьба с ним его только укрепляет. Поэтому вы, левые активисты, критикуя капитализм, все равно на современной стадии развития общества имеете мало шансов. Возьмем какие-нибудь примеры. Вот Берлин, где ты побывал. Он прекрасен тем, что там образовалось много свободной площади, недвижимости в результате известных изменений, и получается, что каждый способный человек может организовать свое дело, причем это может быть прибыльное, денежное дело – но совсем необязательно! Масса различных творческих организаций, масса людей из разных мест. В чем, получается, секрет развития Берлина? Как раз в капитализме, хотя он иногда имеет левое обличье: допустим, в каком-нибудь хостеле
собираются левые, но они все равно за него платят, пользуются благами капитализма. Теперь формула, которую ты назвал: от каждого по способностям, каждому по труду. Тут возникает крупная развилка, пройденная еще в XVIII веке. Должны ли мы регулировать общество, в котором живем, и в какой степени можно допускать его саморегуляцию? Соответственно, если мы считаем, что все должно быть строго отрегулировано, то, конечно, капитализму нет места. Если же мы считаем, что люди достаточно развиты и способны сами определять те цели, ради которых они живут и действуют, то значит, эта степень саморегулирования и есть степень, в которой и развивается свободный капитализм. Речь не идет о том, что он должен собой все заслонить. Конечно, существует еще понятие так называемого правового государства, демократии. Они регламентируют капитализм и в разных обществах делают это по-разному. Но тем не менее вот этот двигатель сил саморегулирования, личной инициативы, как раз и важен в капитализме.

Мамука
Конечно, Берлин такой интересный город еще и потому, что там много денег, туда съезжается молодежь со всей Германии и со всей Европы, и благодаря этим деньгам там открываются новые институты по социальным наукам, арт-выставки. Там интересно жить: много также всяких баров, клубов – я с этим не спорю. Но для нас ведь речь не идет о том, чтобы уничтожить все общественное богатство, которые было бы в Германии все равно, оно вообще там всегда было, кроме как во время страшных войн. Вопрос в том, как это общественное богатство организовать, распределить. В Берлине, а еще в большей степени в других капиталистических странах, там, где нет социального государства, все это организовано неправильным образом. Есть жирная, богатая элита, которая строит бесконечные небоскребы, ездит на BMW, и в то же время – молодой творческий класс, который обслуживает эту буржуазию и не может поэтому полностью отдаться самовыражению. Что нужно сделать? Нужно взять этот капитал, богатство общества в свои руки и сделать из общества, например из того же Берлина, одну большую фабрику. Скажут: данный конкретный буржуа, капиталист очень хорошо управляет предприятием. Ну пусть и управляет за достойную, но умеренную зарплату, не позволяющую ему нанимать других людей, кроме приходящей няни из агентства. А рядом с ним будет трудиться художник, который будет раскрашивать булочки. Он продает булочки, а художник их раскрашивает в фиолетовый цвет, даже если общество в принципе могло бы без этого обойтись. И таким
образом у всех будет место. А то хорошее, что есть в Берлине (потому что элементы моего идеала уже в наличии сейчас), является результатом не капитализма, а как раз социального государства, которое с этим капитализмом мягко боролось весь XX век.

Автандил
Дайте я и свою старперскую ноту короткую вставлю. Ваш задор, с его свойственным юношеству идеализмом, конечно, замечателен, но он от многого абстрагируется, в частности от тех замечательных наблюдений, которые многие люди делали в отношении человеческой природы. Ведь капитализм живуч и расползается по всему миру не только потому, что есть какая-то мафия или мировое правительство или класс, который его насаждает, но и потому, что душа каждого человека – даже того, кого капитализм эксплуатирует, делает хроническим неудачником и так далее, – откликается именно на капитализм. Сами наши сны являются по форме своей капиталистическими. Почему? Ну потому, что мы знаем, что человек – это существо, которое живет в символическом, то есть любит отличаться от другого человека, использовать его или ее как орудие для получения удовольствия.

Мамука
А я вот не люблю ⁠всего этого. Ты любишь, Георгий? Использовать другого человека, ⁠чтобы получать от него удовольствие, ⁠а чтобы он его при этом не получал? Это даже ⁠неприятно, неэтично.

Георгий
Не в том дело, что мы лишаем человека его ⁠удовольствия и перекачиваем ⁠его в собственный карман. Нет. Капиталистическая стратегия более ⁠хитра. Мы хотим, чтобы все люди наслаждались, и благодаря их нормальному наслаждению лично я испытывал бы некоторое прибавочное наслаждение. То есть я бы понимал, что они, наслаждаясь, славят меня, как, например, успешного предпринимателя, человека, который подарил миру какое-нибудь изобретение, и так далее. И в этом смысле капитализм – это такая игра, где все время существует нечто, что можно назвать конкуренцией, но лучше было бы применить старое гегелевское выражение – борьба за признание. Ведь капитал и богатство – это не синонимы. Богатство – это понятие аморфное и слишком утилитарное, а капитал – это когда богатство становится ресурсом этого прибавочного удовольствия или признания.

Мамука
Но ведь раньше без всякого капитализма люди удовлетворяли свою жажду признания совсем в других обществах – феодальном, например, рабовладельческом. Не было никакого капитализма, но люди прекрасно признавали друг друга. В Советском Союзе тоже было признание – фотографии людей вешали на доску почета. И вообще, общественное признание даже в нашем обществе иногда бывает вне всякого капитализма: известный врач, известный космонавт, известный летчик, который, допустим, спас самолет, благодаря СМИ и социальным сетям вдруг становится знаменит. Радуется он этому? Да, радуется. Но я опять же не понимаю, зачем здесь нужен капитализм. Государство вполне может играть роль института признания. Если мы создадим социалистическую кооперативную экономику, мы можем создать и систему таких своеобразных досок почета. Допустим, наиболее успешный труженик или труженица, которые получили наибольшее количество лайков от своих сотрудников на этой неделе, становятся работником недели, а коллеги в их честь устраивают банкет.
Зачем для этого деньги? Наоборот, деньги как источник репутации всегда рассматриваются с подозрением. Джордж Сорос – это умнейший человек. Но вдруг ты так говоришь, потому что он дал тебе когда-то денег? А если бы он денег никогда тебе не давал, ты, может быть, и иначе бы на него смотрел… Представьте Джорджа Сороса с деньгами и того же Джорджа Сороса, не дай Бог, обанкротившегося, который приходит и тоже разговаривает с вами, – это будут два совершенно разных человека, хотя, возможно, оба очень милые. Сумма нулей на банковском счете преображает в наших глазах человека, раздувает его как лягушку.

Автандил
Ты прав, Мамука, что есть какие-то общечеловеческие вещи, которые капитализм реализует. И это не только эгоизм, стяжательство. Не только выживание. Это вообще беспредельная страсть человека к действию. И поэтому капитализм не виноват в том, что человек впадает в раж покорения мира любой ценой, что он живет предельным усилием, живет каждый час как последний. Капитализм как раз есть способ локализовать это яркое человеческое свойство. В XVII веке, когда создавалась теория капитализма (например, Локком), было совершенно ясно заявлено: раньше люди бескомпромиссно боролись за власть друг над другом, за сокровища, а еще за правильную религию. Но они зашли
слишком далеко, скоро вырежут всех. Поэтому давайте ограничим эту страстную борьбу только обработкой природы, стрижкой овец, производством сукна и зарабатыванием денег – то есть специальных игровых фишек. Пусть люди там бескомпромиссно самоутверждаются, а не воюют. Капитализм возник, по идее, вместо империализма. Конечно, до конца это не получилось, потому что люди стали воевать по экономическим причинам, за ресурсы и рынки, возник новый, экономический империализм. Но все-таки это эксцессы, в идеале такого быть не должно: умеренная политика сглаживает неумеренную экономику.

Мамука
У вас получается, что капитализм – это такой романтический порядок неумеренного удовольствия и дерзновенного подвига. Но это с точки зрения обычного человека совершенно не так. Наоборот, он, этот человек, видит повсюду крючкотворство и крохоборство. С центрами Берлина и Москвы, где происходит безумное вливание средств в фантастические сны, сочетаются выжженная земля депрессивных регионов, политика затягивания поясов, да и собственно массовая депрессия трудящихся собственной душой. Ведь у нас сегодня капитализм «нематериального» душевного труда.

Автандил
Георгий верно в общем сказал, что капиталист не стремится специально украсть наслаждение у другого – но так иногда получается само собой. Аскеза, экономия, «капиталистический реализм» – это просто другая сторона безудержной траты, которая может возникать и у самого капиталиста в плохие моменты, и у трудящихся, которые выглядят сегодня как неудачливые капиталисты и вынуждены экономить. Депрессия – обратная сторона мании.

Георгий
Да, конечно, надо признать, что капитализм – не лучшая система. Много было критики его, начиная с Прудона и Маркса. Но давайте посмотрим: а что этому противостоит? Ничего хорошего. Более того, сами критики капитализма к нему и приходили. Взять хотя бы наше мощное советское социалистическое государство: что такое промежуточный план Ленина, как не создание государственной машины с использованием инструментов капитализма для новых задач? Но ни о каком социализме или коммунизме как таковом речь не пошла именно
потому, что мировой революции не произошло, и даже это небольшое государство – небольшое относительно всего мира – должно было именно в рамках конкуренции действовать и показывать экономическую результативность, а получается это как раз капиталистическим путем. Те же работники все равно трудились за заработную плату, а прибыль получало государство. Так почему государство лучше как получатель прибыли, чем капиталист? Почему эта централизованная система лучше? В ней постоянно возникает коррупция, отсутствует внешний контроль, а если наращивать внутренний контроль, то нужно бесконечно кормить каких-то непонятных людей, и кто будет контролировать самих контролеров?

Алико
А мы можем почувствовать сразу и капитализм, и социализм?

Автандил
Можем. Когда мы получаем пенсию, допустим. То есть ты заработал, вложил в пенсионный фонд, а потом к старости получаешь деньги, или вот скоро будут всем платить базовый доход. Это одновременно и капитализм, и социализм.

Георгий
Великий экономист Джон Мейнард Кейнс был женат на русской балерине и несколько раз приезжал в Страну Советов, которая провозгласила себя страной социализма. И когда он вернулся, он написал в заметках: «Все-таки социализма там нет».

Алико
Почему?

Георгий
А потому что носильщик, который помог отнести ему багаж, ждал, что он заплатит ему деньги. Раз человек хочет денег, значит действует та же мотивация, значит не было смысла и городить весь огород.

Алико
А какой смысл так делать? Говорить не в начале, а в конце? Это как в том мультике, где сначала сказали, что проезд на слоне бесплатный, а потом оказывается, что нужно заплатить, чтобы слезть со слона.

Мамука
Это типичный капитализм долга, о котором много пишут в последнее время Лаззарато и Гребер.

Автандил
Вот точно так же было и у Кейнса, почему он и решил, что это не дружба, а просто старый добрый капитализм. Тем не менее сейчас очень много говорят про социализм, особенно в развитых странах, так как политический хаос увеличивается, экология приобретает значимость, капитализм в той же Америке явно не реализует своих обещаний прогресса – и особенно с точки зрения интеллигенции. Капитализм особенно обернулся сейчас против интеллигенции, потому что она отставлена от принятия решений. Финансисты, шкурные крохоборы, мыслящие копейками, а не эксперты-идеологи правят бал, и интеллигенция очень недовольна. Ее не привлекают к принятию решений, к общественной дискуссии. Поэтому она все больше склонна строить социализм. Но пока это не так, действует двоемыслие и лицемерие – как и в Советском союзе, кстати. Конечно, в Советском Союзе, который я еще помню хорошо, были и капитализм, и социализм, но было доминирование социалистических ценностей, и их пытались всюду внедрять. То есть, грубо говоря, носильщик берет с тебя деньги, но потом извиняется, говорит: «Слушай, я бы не брал денег вообще…»

Мамука
Довольно многое завязано у вас у обоих – извини, папа, что я, так сказать, равняю тебя с братом, тут мы же не про возраст, а про правду, – на то, что есть некая человеческая природа, связанная с крайним эгоизмом, эгоизмом выживания, таким экзистенциальным драйвом. Дело не только в том, что нужно признание, но в том, что в какой-то момент в тебе вскипает такая страсть, что ты уже не можешь ее контролировать, – и эта страсть эгоистическая. Она направлена и на признание (тогда она бодрая и пафосная), и на выживание (тогда она мрачная, тревожная), и на экспансию (тогда она просто холодно-прожорливая).
Конечно, эту эго-«природу» можно в человеке пробудить. Можно довести министра в Советском Союзе до такой ручки, что он будет выгрызать глаза и воевать с другими министрами, – если он, например, знает, что пойдет под суд, если не выполнит план. Но это то, что, на мой взгляд, социальное государство, социал-демократическое государство XX века успешно смягчило. Если ты создаешь человеку какую-то подушку безопасности, он понимает, что в конечном счете это игра. Ведь капитализм – в той форме, в какой он сейчас существует, – это игровой такой формат. Да, это серьезная игра, ты можешь очень чувствительно проиграть, но все-таки мы договорились, создали правила. Денежный выигрыш – это символ, и если заменить деньги фишками, то получится тоже очень интересная игра.

Автандил
Так ты просто социал-демократ? Тогда в чем же твой революционный пафос, ведь эта система «игры по правилам» уже реализована, скажем, в Евросоюзе!

Мамука
Я не поддерживаю тупую социал-демократию в духе Миттерана или Блэра, потому что на самом деле если мы такое допускаем, то остается тот же капитализм, но еще и хуже работающий. Конечно, настоящий капиталист последователен: он очень много производит, все время подхватывает инновации, увольняет кучу людей, только чтобы произвести новое лекарство или внести красивое изменение в камеру айфона, и это возможно только тогда, когда его действительно прет в силу эгоизма, нарциссической страсти. Это эффективно, но мне это не нравится. Мне кажется, что просто какие-то другие принципы должны быть. Я хочу добавить – против вашего, папа, извини, поколения, – капитализм, может быть, был бы приемлем, если бы не разрушал землю. Но капитализм основан на логике выживания любой ценой, причем искусственной. Человека можно было бы оставить и в живых, и не в бедности, общественного богатства бы на это хватило, но мы специально его ставим в ситуацию крайней бедности и выживания, чтобы он ярко и до потери пульса трудился. Если мы это делаем, то да, мы достигаем производительности, мы достигаем эдакого блестящего эффекта, но – мы разрушаем землю. А зачем? Получается, что ради решения игровых задач мы уничтожаем экологию. Вместо голубого неба мы имеем оранжерею. Эта страшная игра, которой является капитализм, должна закончиться.
Тут есть ирония истории. Казалось бы, капиталист говорит: «Мы не хотим никакого дидактического патернализма, или диалектического матернализма, государства, не надо папе учить нас жить, мы самостоятельные, мы под открытым небом истории совершаем, понимаешь, тигриный прыжок». Но на самом деле такой риск на жизнь и смерть именно и превращает мир в оранжерею. Парниковый эффект. Тигр мечется в клетке. Человечество становится оранжерейным растением именно потому, что оно в оранжерее жить не хотело. Нам надо эту ложную дилемму как-то снять! При всем моем уважении к наследию отцов, вы, отцы, инфантильны, и матери тоже инфантильны. Мы и наше поколение – родители наших родителей в каком-то смысле. Мы должны их как бы заново породить, и поскольку в нашем социалистическом государстве родители будут жить долго, у нас будет возможность, папа, тебя перевоспитать в более экологическом ключе.

Георгий
Лучше жить в глупом капиталистическом обществе, с противопоставлением условного центра, который старается все регулировать, и саморегулирующейся, немного хаотичной, немного бессмысленной временами периферии – но при этом такое общество может само себя поправить! – чем в умном, но тем не менее догматическом и инертном обществе так называемого социализма. Вот возьмем два тезиса. Первый – прозвучавший экологический тезис: якобы капитализм умерщвляет природу. Не человек, а капитализм. Во-первых, капитализм тут совершенно ни при чем. В советском обществе также были проекты повернуть реки вспять… Вот ваш позитивный пример – Советский Союз. Он пытался, иногда довольно искренне, делать что-то в интересах людей, но что у них получалось в итоге? Один кирзовый сапог на каждого человека и портянки каждому. А от каждого – жертва максимальная на лоно государства. Каждый – это винтик в системе, за него уже кто-то решил его судьбу. Что ж тут хорошего? А капитализм это хаотичная саморегулирующая система, она сама может приспособиться, может работать и на экологию, ей ведь все равно, на что работать. Люди задают ценностные ориентиры, а у капитализма самого по себе никаких ценностей нет. Это просто экономическая система, которая выводит на те ценности, которые есть в обществе. Если в обществе такие ценности, что надо пожирать природу и ее покорять, то капитализм лучше всех это может сделать, а если наоборот, ценность – максимальным образом ее сохранять, то и это может сделать капитализм. Если подобные ценности будут достаточно распространены и люди будут готовы за это платить, то именно
капитализм спасет нашу землю от разрушения. Гораздо быстрее, чем централизованный орган, который просто приведет к полной катастрофе.

Мамука
Какие у меня как у активиста претензии к капитализму?

Алико
Какие?

Мамука
Огромные. Во-первых, в центре мироздания, как я это понимаю как молодой активист, должен быть сам человек с его истинными потребностями, истинными задачами и предназначением. Что мы имеем в случае с капитализмом? Большая часть людей оказывается всего лишь средством. И только выйдя за рамки капитализма, человек может стать целью этого общества, в котором он живет. Вторая претензия: если брать капитализм, то он разбивается на какие-то условные сферы. Во-первых, это сфера производства: машины, оборудование, станки, сфера организации. Но в результате это все должно быть где-то потреблено. Кто-то это все должен съесть, надеть или в конце концов просто уничтожить, на складе, предположим, сжечь. А зачем это потреблять? Эти искусственные потребности создаются самим капитализмом. И в этом смысле истинный путь человека – это осознать свои потребности и быть свободным от системы. В этом может быть корень борьбы с капитализмом, в ограничении потребностей или в осознании их истинной сущности. Это может быть товарищество, просто дружба, любовь, в конце концов. Получается, что это размах капитализма гонит и истребляет природу, то есть собственно самого человека опять же, потому что человек хоть и является культурным существом, но одновременно и частью природы. И внутри капитализма нет сдерживающих обстоятельств, которые бы препятствовали этому истреблению. Конечно, можно предположить, что капитализм выведет людей в новые галактики, предположим, и вообще Земля перестанет быть основным местом обитания человека, но если все-таки оставаться в тех координатах, в которых мы пока находимся, мы видим, что никаких серьезных сдерживающих обстоятельств нет, и это, конечно, серьезная разрушающая сила.

Автандил
Не волнуйся, капитализм не выведет человека к другим галактикам, потому что это не прибыльно.

Георгий
Почему, это может стать прибыльным.

Автандил
Может стать прибыльным через лет 100, но, как мы знаем, сейчас все такие макропроекты даже в капиталистических странах в основном поддерживает государство. Есть книга Марианны Мацукато о том, что даже айфон на 70% состоит из деталей, созданных по заказу государства. Это настолько мощные инновации, что на них не хватает длительности расчета капитализма, его диапазона видения.
Государство, опирающееся на массы, на общественное мнение, составляет важный противовес капиталу.
Если уж и создавать какой-то синтез, то, как говорил великий философ капитализма Жиль Делёз, нужно, чтобы этот синтез носил характер дизъюнктивный, то есть парадоксальный. Демократические институты как раз и нужны для того, чтобы эту капиталистическую, экспортную, технократическую систему все время держать под прицелом, совершать в нее какие-то интервенции, и в тех случаях, если советский министр или брюссельский министр начинают совершать какой-то сговор для того, чтобы свои технократические планы осуществлять и любой ценой максимизировать прибавочную стоимость, необходимо совершать демократическое вмешательство в их логику. Надо будет тогда противопоставить исполнительной технократической власти власть народа или власть множества, как сегодня любят говорить, которая, например, требует стабильности, обеспечения старости, минимизации тревоги. Вот этот дуализм, противоборство – именно в нем состоит истина, а не в том, чтобы обязательно перетягивать одеяло на какую-то свою сторону. Аргумент сынули Георгия – о том, что мировая революция не произошла, – это же не аргумент в пользу капитализма как истины в ее предельной инстанции, а, скорее, оговорка по Фрейду: а если бы она произошла?

Георгий
Тогда и поговорили бы.

Автандил
В идеале не государства, в том числе социалистические, должны противостоять друг другу как рыночные игроки, а внутри самих государств должны взаимодействовать и бороться между собой два сектора: один – технократический сектор, который будет все время стремиться к эффективности в рыночном смысле этого слова, а другой – демократический сектор – может быть, состоящий из своего рода неудачников из бедных слоев населения или из тех, кто живет на заработную плату, а не на прибыль – но имеющий право вмешиваться в работу технократических экспертных сообществ. А те, в свою очередь, должны иметь инструменты, которые бы этот демократический пыл народа, который, если дать ему волю, дал бы людям три дня в неделю работать и уходить на пенсию в 35 лет, могли удержать в берегах. Должна быть такая система взаимного уравновешивания капиталистической экономики и демократической политики.
Я, детки, все же не понимаю пафоса вашего. То есть понимаю, но именно как подростковый пафос, дескать, обязательно надо перейти к какому-то новому качеству, от чего-то надо отказаться и чем-то надо это заменить. Мы, старики, любим читать всякие книжки, которые, казалось бы, далеки от современных процессов. Вы вот там по Берлинам шастаете, по клубам всяким, по кафе, по молодежным тусовкам, а мы читаем, например, старых берлинских интеллектуалов. Был такой Вальтер Беньямин, которого Мамука уже цитировал про тигров. Он написал «Берлинское детство на рубеже веков» и очень хорошо понимал, что социалистические идеи и реализация этих идей возможны не в противовес капитализму, а исключительно внутри капитализма как некоторый противоход, который позволяет всерьез относиться к реальности, видеть, что в реальности имеет место какой-то катастрофический процесс. Мамука говорил совершенно правильно, что все устремляется к пределу, к катастрофе: ресурсы исчерпываются, люди работают на пределе своих возможностей и так далее. Но, во-первых, люди благодаря этому впервые становятся субъектами своей жизни, они не по традиции вписаны в какую-то идентичность – крестьянин там, рыцарь, священник, монах, торговец или кто-то еще. Они по отношению к своей жизни приобретают характер самоопределяющегося субъекта. Это первый момент. Второй момент: это ведь не просто игра. Капитализм придает логике игры пафос и экзистенциальную серьезность. Мы знаем, что в эпоху кризисов многие капиталисты, разорившись, например, могут кончать жизнь самоубийством или они вообще теряют всякий смысл жизни, чувствуя,
что их бизнес на грани разорения. Капитализм придает серьезность пафосу субъективности, мы понимаем, что существуют какие-то вещи, которые, если мы не будем держать их под контролем, исчезнут. И благодаря этому в капиталистической цивилизации субъект всегда приобретает обостренное зрение ко всему тому, что может быть разрушено динамикой капитализма, но можно попытаться в последний момент что-то спасти. То же самое братство, социалистическое братство – это не какой-то утопический строй, который надо реализовать против капитализма, а это то, что в расщелинах капитализма каждый раз надо организовывать заново. Причем вопрос всегда серьезный. Возможно, мы потеряем деньги, возможно, мы станем неудачниками, возможно, мы лишимся пособий и средств к существованию, но на какой-то момент мы реализуем что-то в противовес этой динамике денег. Выйдем из потока на какое-то время и создадим что-то не имеющее рыночной ценности, но имеющее ценность экзистенциальную. Но повторяю: если не будет капиталистического кода, то сам этот противоход будет просто иллюзорной и лишенной серьезности возможностью.

Алико
У меня есть к вам всем вопрос. Что такое капитализм?

Мамука
Правильный вопрос – если свергать капитализм, надо знать, что свергать. Никто не предлагает, как в примере с Берлином, вообще уничтожать богатство Берлина или запрещать в нем оборот денег. Речь идет о том, чтобы снять и уничтожить то, что образует сущность капитализма. Капитализм все-таки был не всегда. Немецкие историки XIX века любили говорить, что был античный «капитализм», вавилонский «капитализм» и так далее. Но под этим понимался только торговый капитал: там, естественно, были купцы, которые накапливали какие-то деньги и давали их в долг.

Алико
Но торговля – это не капитализм.

Мамука
Да, ты права. Она – не капитализм потому, что в обществе при этом торговля не является главным занятием, она не подчиняет себе производственный процесс ни в культурном идеологическом плане, ни в реальном практическом плане. Она является просто одним из видов активности в обществе, важной, но одной. А центральные функции все-таки – политика, религия и война.

Алико
Когда так было?

Мамука
Ну, до Нового времени, до XVI-XVII веков. В это время уже возникает капитализм как система, когда в практической деятельности начинает доминировать уже ранее существовавший этос, привычки людей торговли – привычки экономить, подсчитывать денежку, с недоверием относиться к окружающим (если ты всем доверяешь, душа нараспашку, ты – плохой капиталист, тебя обязательно обманут), такое шкурное – настороженное и жадноватое – поведение. Доминировать в ущерб аристократическим добродетелям – смелости и щедрости.

Алико
А зачем быть капиталистом?

Мамука
Ну, например, это позволяло людям перескочить из низшего сословия в уважаемые члены общества, стать влиятельными и богатыми. Что двигало торговцами, дельцами разных калибров? Жажда золота, желание обладать земными благами, спекулятивное воодушевление. Для этого нужно было иметь капитал и обладать способностью делать дела, видеть разницу в ценах и потенциал роста, вкладывать с ожиданием большей прибыли в будущем. Ну и вообще это стало распространено и принято.

Автандил
Понимаешь, внучка, капитализм – это рыночная экономика, частная собственность и товарное производство, плюс рынок труда, последнее – самое главное. Когда ты эксплуатируешь труд, нанимаешь рабочих и платишь за это деньги, они не являются твоими рабами или крепостными, но все-таки от тебя зависят, они беднее тебя, и ты командуешь ими. Это власть, но власть, которая происходит от того, что ты богат, а не от того, что ты человека физически принуждаешь или угрожаешь ему смертью. Вот в этом и состоит основная особенность капитализма и его привлекательность. Это режим менее людоедский, чем предыдущие режимы, хотя и тут есть угнетение, есть принуждение к труду.

Георгий
Вообще, этот термин придумали как критический: мол, власть денежных мешков и этика накопления. Но в XX веке, особенно во время холодной войны между СССР и США, западные ученые и политики стали использовать его позитивно и широко, как самоопределение западных «свободных» стран, по аналогии с «социализмом». Советские пропагандисты предпочитали называть эти страны капиталистическими, а не либеральными или демократическими. А на Западе поняли (Адам Пжеворский, например), что демократия неотделима от капитализма. Заметьте, можно было бы назвать нашу экономическую систему просто буржуазным обществом, рыночной или свободной экономикой или плюралистической экономикой. «Капитализм» был выбран с оглядкой на Маркса, как указание именно на накопление и на роль финансов. И, в общем, я считаю, что это не так глупо, если убрать ругательную коннотацию.

Мамука
Капитализм означает эксплуатацию труда капиталом, это конфликтный режим классового господства буржуазии. Ловушка тут в том, что человека все равно надо эксплуатировать, все равно достичь тех же целей, которых достигали рабовладельцы и феодалы, но какими-то более хитрыми лицемерными методами. Более того, поскольку капитализм – бесконечная страсть, то шкуру рабочих дубят, в переносном смысле, даже более интенсивно, чем шкуры рабов, хотя в буквальном – нет: последних пороли, а первых, как правило, не трогают. Да, здесь есть место компромиссу, безусловно, но со временем капитализм превращается в своеобразную систему тотальной лжи, и в этом тоже проблема. Феодализм, рабовладельческий строй или даже государственный капитализм – это режимы все-таки более честные. Капитализм – это постоянное лицемерие.

Алико
А что такое ⁠лицемерие?

Мамука
Лицемерие – это когда ты, допустим, человеку улыбаешься ⁠и говоришь: «Как я рад тебя видеть!», а на ⁠самом деле просто хочешь, чтобы он тебе заплатил, ⁠и улыбаешься натянуто. Вот поэтому мы против капитализма,
а не потому, ⁠что мы ⁠не понимаем его каких-то сиюминутных экономических выгод. ⁠Честнее надо быть, товарищи!

Георгий
Ты, Алико, папу своего слушай. Но ты его внимательно слушай. Что он сказал?
Во-первых, что капитализм явился крутой освобождающей силой, освободил людей от принудительного труда. Иногда это называют формально свободным трудом. Да, пускай формально, но он свободный. Второй важный момент, который прозвучал у твоего папы, это то, что раньше какая-то горстка людей – феодалов или аристократов – определяла жизнь общества, а при капитализме, да, тоже есть перекосы, но все-таки большая часть общества может принимать участие в решениях, в том числе платя своими деньгами за товары или не платя. В этом смысле, папа, – это я уже к моему папе, твоему дедушке обращаюсь – элементы демократии не какая-то внешняя поправка! Они присутствуют внутри капитализма благодаря этому универсальному платежному средству. Капитализм – это демократия потребителей. Поэтому он способствует политической демократии. Но, конечно, он не полностью демократичен, между рабочими и капиталистом демократических отношений как таковых нет, хотя и там сегодня есть давление профсоюзов, так что собственник и менеджер не всесильны, не могут быть совсем тиранами.

Мамука
Да, капиталист все время дает обещания, но тут же эти обещания обманывает, и за счет этого возникает невротический и непоследовательный характер капитализма как режима, который не совпадает с самим собой.
Капитализм создан из противоречий, и это не внешние противоречия, как у твоего Делёза, папа, а внутренние, разрушительные. Например, есть капитализм инноваций, рискованного предпринимательства, с его фигурой немножко циничного, но пробивного и инициативного дельца. Но ведь есть и другая сторона капитализма – капитализм жадности, капитализм человека, который все время сдерживается. Фрейд вообще считал, что, извините за грубость, капиталистический предприниматель – это «анальный» характер, человек, который ничего не может выпустить наружу, все время все должен держать, контролировать. Это в известном смысле черта, противоположная смелой инновации и
борьбе. Эти две вещи в капитализме сочетаются. Также в нем сочетаются демократия потребителей и бесправие производителей (причем первые и вторые физически – одни и те же люди). Маркс писал, что капиталистическая экономика вообще основана на диалектической борьбе противоположных целей потребления и производства. Или, как комментировал его советский марксист Лифшиц: капитализм – это противоречивое единство безграничной способности производить и неспособности по-человечески организовать потребление произведенного продукта. Это импотенция, скрываемая за сверхпотенцией, – как всемогущий Бог, который тем не менее многого не может, чтобы не потерять своего «всемогущества»…
Вот поэтому эта штука, капитализм, помимо всего прочего, не работает как следует, и ее противоречия должны нас вывести к какому-то другому, пока еще невиданному обществу.

Алико
Папы, дяди и дедушки. Я все-таки хочу вернуться к своему вопросу о том, что такое капитализм. Вы стали говорить про его сущность. Но сущность – это то, что заставляет сомневаться. Например, если мы считаем, что в будущем мы переместимся, например, на Марс, то мы не можем сказать, в чем будет в будущем сущность, мы можем предположить, но точно сказать не можем. А сущность – это только то, что мы видим прямо в этот момент. Мы точно не можем вспомнить прошлое и точно не можем предположить будущее, поэтому сущность – это только то, что ты видишь в миг, секунду за секундой.

Мамука
Да, но опыт показывает, что многие важные вещи, целые последовательности событий постоянно повторяются. Ты как бы плюешь, думаешь, что сущность поменяется, но нет, она остается такой же. Меняется миг, меняется конкретный политический строй, монархический или демократический, меняются поколения, и они свободно идут получать образование, а потом – бац, и воспроизводится все та же классовая, несправедливая структура общества. Поэтому философ Аристотель разделял первую сущность – которая вот она происходит – и вторую сущность, которую так легко не углядишь, но которая проявляется в череде и структуре событий.

Автандил
Сущность – это не что-то такое, что нас ждет впереди, а что-то, чем мы всегда уже являемся. Зададимся вопросом: чем на самом деле является человек? Человек является отличием от любой фиксированной сущности. Он беспределен. Как сказал Пико делла Мирандола в знаменитой «Речи о достоинстве человека», достоинство человека состоит в том, что Бог ему не дал никакой заранее фиксированной природы. Вместо заранее фиксированной природы Бог дал человеку свободу, а свобода есть способность примерять на себя разные природы, ни на одной из них не успокаиваться, экспериментировать между собой и пребывать в этом состоянии inter-esse, то есть непрерывного различия. Что-то здесь есть от капиталистической гибкости, хотя и капитализм – лишь одна из форм общественного устройства, она возникла и исчезнет.

Мамука
Но Алико верно заметила, что сущность должна хоть как-то существовать, проявляться мимолетно. Иначе это абстрактный разговор какой-то.
И вот, говоря о капитализме, точнее, о капитале, Карл Маркс так и говорит, что сущность его заключается в самой его форме, то есть как раз в его внешнем проявлении. Она не спрятана где-то в другом месте. В капитале «сущность» в твоем понимании – это обмен, торговля, рынок, а также банковские финансы. Психологически это сфера долга, кредита, то есть как раз неуверенности в завтрашнем дне. Сам по себе рынок товаров не создает и не придает деньгам стоимость. Но и вне рынка никакой особой стоимости нет. Капитал и капитализм, по Марксу, находятся на стыке между рыночным обменом и человеческой сущностью (во втором смысле) – бесконечной способностью к самореализации в труде. Не сам труд и не сам рынок, не мимолетный миг и не вечное человеческое качество, а между ними. И вот этот стык случаен, его можно расстыковать, тем самым трансформировав сущность.

Алико
Из всего этого я делаю вывод, что капитализма вообще не существует.

Автандил
Я тоже так считаю. Точнее, существует немного, ну и что – зачем взрослым людям из-за него копья ломать? Пусть себе живет ваш капитализм в сторонке и не мешает нам жить нашей семейной жизнью.

Георгий
Капитализм есть. Но он неверно понимается. Мы говорим, что капитализм – это деньги, это выживание, экономика, какие-то материальные вещи. Действительно, сегодня мы в основном ассоциируем капитализм именно с этим, но почему? Да потому, что эта сущность человека, которая состоит в том, чтобы превосходить себя, прибавлять к себе что-то новое, интересоваться только прибавочными ценностями, ранее развивалась не столько в экономике, сколько в культуре. Художники, научные деятели, совершая реформации, совершая научные или художественные революции, все время выходили за рамки себя, но это было узко – они были духовной аристократией. А сегодня мы имеем дело с демократией. Сегодня если ты лишен талантов, если ты не художник, а обычный человек – производитель гаек или контента для сайтов, то и ты в своей приземленной работе можешь себе ставить какие-то задачи, которые тебе покажут, что ты сегодняшний отличаешься от себя вчерашнего. Ты что-то прибавил, что-то изменил. Поэтому брат, конечно, поднимает важные темы, но их надо понимать ровно наоборот. Именно капитализм есть реализация сущности человека, именно при капитализме человек является целью для себя, потому что ведь цель и средство – категории, неотделимые друг от друга. Если мы говорим, что будем не средством, а целью – извините, а что такое цель без средства? Где вы видели цель, лишенную средства? При капитализме человек к себе относится как к средству, но не исчерпывается этим, потому что это средство он использует по отношению к какой-то цели. Неважно, что это за цель: улучшить качество продукта, заработать больше денег, доказать кому-то, что ты что-то можешь, совершить что-то новое и так далее. Да, даже сохранение status quo сегодня требует дополнительных усилий, и это тоже прибавочная цель. Поэтому при капитализме, во-первых, происходит тотальная реализация человеческой сущности, не связанная с какими-то аристократическими материями, но и касающаяся повседневной жизни, и во-вторых, именно поэтому капитализм – это подлинная демократия. Не только потому, что люди деньгами голосуют, это примитивное понимание, это карикатура на демократию, а демократией он является потому, что все, абсолютно все сферы жизни человека позволяют человеку реализовывать себя именно на уровне своей сущности. То есть не замыкаться в рамках какой-то традиционной идентичной ниши, а конструировать, переизобретать себя, и деньги просто служат наиболее универсальным, наиболее абстрактным языком или показателем этого процесса становления человека интересным для самого себя.

Алико
Так что, все-таки значит, что капитализма не существует?

Георгий
Это значит, что народ у нас в России не знает, что такое капитализм, но хочет в нем жить.

Мамука
Наоборот, это значит, что многие люди на Западе настолько свыклись с капитализмом, что не замечают его, считают естественной средой.

Алико
А почему они не знают и не замечают?

Мамука
Ну, потому что животное часто не знает, что живет в клетке.

Алико
Оно же видит прутья!

Мамука
Но оно не знает альтернативы, если родилось в клетке.

Автандил
Аквариумные рыбки, например.

Алико
Но они же родились в море!

Георгий
Вот мы и хотим объяснить, что на самом деле они из моря, а не из клетки.

Алико
Только дети рыбок не знают, что они из моря, но потом им объясняют остальные рыбки.

Георгий
Ну да, только мы языка их пока не ведаем…

Алико
Но у них же есть свой язык, только молчовый.

Автандил
А мы на разговорном языке пытаемся сделать то же самое.

Алико
Понять, мы в клетке или не в клетке?

Автандил
Именно так.

Алико
Но мы не в клетке. Видно же, вокруг нас нет никаких прутьев.

Мамука
Но мы можем ошибаться, может, они просто далеко находятся, за городом, прутья эти. А может, они просто в голове?

Алико
Вы же не хотели сказать, что атмосфера – это прутья нашей клетки?

Автандил
Так примерно считал философ Кант. Подобный пессимизм – уже залог капиталистического мышления, равно как и антикапиталистического. А на самом деле не надо выдумывать парадоксов. Тот же Кант зато отмечал, что земная атмосфера – это свободное пространство, в котором можно летать, она держит, сопротивляется. А за пределами атмосферы – тупая инерция.

Мамука
Капитализм – это искусственная атмосфера, оранжерея. Его формализм подобен железной клетке. Нам нужно выйти на открытый простор истории, из этого порочного круга.

Алико
Но, возможно, мы уже вырвались из него! Посмотри, мы уже даже в космос полетели, мне в американской школе рассказывали про Илона Маска, а в русской – про Гагарина.

Мамука
В каком смысле, Алико, нет капитализма? Не в том ли смысле, что нет тех конкретных отношений найма и частной собственности, которые возникли в XIX веке и которые описывали Прудон, Маркс и Энгельс? Является ли этот термин «капитализм» точным описанием наших обществ, наших государств? Не совсем – у нас собственность в основном не в личных руках, а в руках многочисленных абстрактных акционеров. Инвестируют не напрямую в промышленность, а, опять же, в абстрактные, игровые ценные бумаги. Крупный бизнес строит платформы, возрождающие индивидуальный, кустарный, гуманный труд – вместо коллективного и технократического. Рабочие не живут впроголодь, а впроголодь живут безработные и жители постколониальных стран. Официальный рабочий день сокращается. В общем, это капитализм другой, то ли с человеческим лицом, то ли вообще без лица. Но это все равно капитализм, потому что интеграторы всех этих процессов накапливают гигантский капитал, а на индивидуального предпринимателя – на каждого из нас – падает огромная организационная нагрузка.
Ну и потом, как ты, папа, правильно нас учишь, какое сейчас представление о сущности человека? Что это индивид, который должен самореализоваться в течение жизни. Это не капиталистическая сама по себе ценность, можно сказать даже, что она коммунистическая. Капиталистической она становится, только если ты все время причитаешь, что самореализоваться опять не удалось. Или та же демократия. Все должны участвовать, все люди обладают правом на принятие решений, независимо от того, маленькие ли они, постарше, совсем старые; несмотря на весь их разный опыт, они – равные единицы в процессе принятия решений. Как на рынке, так и при выборе, допустим, руководителя. Это капитализм? Нет, это, скорее, дух
равенства и свободы. Далее. За капитализмом стоят отношения найма, то есть власти, допустим, предпринимателя над рабочим. Но сама по себе власть ведь не является капиталистической, сама по себе она происходит от авторитета, от экспертизы, от каких-то унаследованных из прошлого отношений зависимости, власти патриархальных отношений. Феминистки считают, что прежде всего мы живем в патриархальном обществе. Я бы сказал, что мы живем в обществе авторитета. Мы живем в обществе авторитета, обществе демократии и обществе эмоционального нарциссизма. И все это подчиняется некоторой имперской логике, направленной на подчинение мира, на захват пространств, в том числе Марса, и на моральное воспитание человека. Вот вам набор содержательных принципов, сводим ли он к капитализму?
Вот вы говорите, что сущность человека в том, что он должен реализовываться и так далее. Сущность ли это человека? Это так кажется рыбке в аквариуме, а на самом деле есть мощная общественная власть, которая приходит к человеку и говорит: «Не сиди, ты должен работать! Ты должен самореализовываться! Ты должен постоянно искать свою сущность!» Человек говорит: «Я не хочу искать сущность, я уже нашел свою сущность, у меня все хорошо: у меня есть жена, дети, телевизор. Мне больше ничего не нужно». Приходит власть и говорит: «Неееет, сволочь! Ты себя еще не нашел, ты должен испытывать эту страшную тревогу!» Был философ Хайдеггер, который не использовал термин «капитализм». Примерно то, что мы называем капитализмом – планомерное раскрытие всех возможностей бытия, – он называл «техникой». Но и это не самый лучший термин. Я бы это назвал «экзистенциальным империализмом». Экзистенциальный империализм и сверхусилие – вот что такое наше общество. Проблема в том, что этот экзистенциальный империализм и сверхусилие работают через эмоцию нарциссизма. Это тот крючок, на который каждый человек ловится. Человек как золотая рыбка, которая плавает в аквариуме и думает: «Самое главное – это я, я – золотая рыбка, меня так все любят», но она находится в аквариуме, а не плавает в открытом океане. Осуши, попробуй, эти «нарциссы истомленного лица!» Пока не осушили, империализм будет оставаться галлюцинаторным. Он будет через постановку сверхзадач вести людей к их обычному конформному существованию, а не достигать космического достоинства, по вашему Пико, по этому певцу флорентийского первокапитализма.
Георгий
Я схватил твою идею, и она как раз вписывается в мою устрашающую критику. Действительно, эта иллюзорность присутствует. Маркс говорил примерно так: когда у человека есть пятьсот ног – Мерседес, например – он более привлекателен, чем когда скачет на одной ноге. Это иллюзорность, да. Именно поэтому, чтобы ее не было, мы выходим, если я правильно понимаю, на ценности консерватизма? На зов империи, на доброго белого царя?

Мамука
Пока что именно капитализм приводит нас к доброму или не очень доброму белому царю.

Алико
Шах, шах белому королю Гоги от черного слона Мамуки!

Мамука
Вот папа любит Беньямина и Делёза, а я люблю Бодрийяра. И его ученика Пелевина.

Алико
Папа, почему ты все время этого Пелевина читаешь, это что, учебная литература?

Мамука
Кажется, что при капитализме люди всерьез какие-то прибыли извлекают и так далее. На самом деле в центре этой всей деятельности находятся призраки. Люди гонятся за призраками, за количеством дензнаков, которого все равно всегда не хватает, за товарами – тоже призраками, прежде всего своего Я, маленькими зеркалами – и в целом за некой жидкой субстанцией, которую Пелевин называет «баблос»: субстанцией иллюзии и галлюцинации. Капитализм – это наркомания, опьянение товара самим собой. За неимением прыжка под открытое небо истории, за неимением действительной трансформации мы можем получать удовлетворение только путем наполнения и опустошения себя, переливания себя из пустого в порожнее, что и порождает иллюзии, сновидческие образы. Если уж мы сегодня живем в эпоху капитализма, то это капитализм галлюцинаций и иллюзий.

Автандил
Действительно, капитализм связан с иллюзией и покоится на ней. Но важно сказать, что капитализм не просто производит и питает иллюзии. Он пользуется иллюзией, чтобы постоянно показывать человеку, что он превосходит то, что было реализовано на предыдущем этапе. Например, иллюзорность социализма во многом была связана с тем, что людям было просто скучно исходить исключительно из гегемоний социалистических ценностей. Эту скуку невыносимую я испытал на собственной шкуре: попробовали бы вы высидеть на партсобрании, не болтали бы сейчас столько про социалистическое будущее.
То есть когда человеку говорят, что надо быть бескорыстным и жить в режиме непринужденного и неутилитарного общения, он отвечает: «Ну, я все-таки хочу иногда поспекулировать, потрогать большие купюры…» И наоборот, если мы имеем дело с гегемонией исключительно капиталистических ценностей, когда нам говорят: «В любой ситуации ты должен минимизировать издержки и получать прибыль и так далее», мы быстро понимаем, что это иллюзия. Так вот, можно сказать, что над эмпирическим капитализмом и эмпирическим социализмом существует некоторая трансцендентальная структура, которая и является истинным капитализмом, потому что показывает, что любые однозначно воплощенные идеалы и ценности, любая гегемония никогда человека не удовлетворяют, они требуют преодоления. Оппозиция между интересом к космосу и иллюзорным интересом к виртуальной реальности, наркотикам и галлюцинациям, сама эта оппозиция не строга и не диалектична. Почему? Потому что у нас уже было поколение, которое было воспитано на интересе к космосу. Неслучайно в одной советской комедии было сказано «бороздит просторы Большого театра вместо того, чтобы бороздить просторы большого космоса». Сама идеология, предполагающая, что надо непременно бороздить просторы космоса, колонизировать новые планеты, в какой-то момент стала просто скучной, космос превратился в фантазию в духе пелевинского «Омона Ра», хотя планировался как «настоящая» свободная реальность. Как пишет русский философ Бибихин, советский человек стал себе неинтересен и от скуки отменил себя, перешел к капитализму.
Так вот, капитализм этой скукой умело пользуется. Я вам еще раз повторяю, долблю как попугай: капитализм – это способность человека к самотрансцендированию, самоотрицанию. И иллюзия здесь действительно необходима как внутренний момент: не последняя цель капитала, а его внутреннее стратегическое средство, для того чтобы человека все время сбивать с упомянутого Георгием консервативного идеала. И неважно, будет ли в голове консервативный идеал
протестантской этики, с ее волей к успеху и моралью, или это будет консерватизм социалистического идеала, братства и наплевательского отношения к этим самым утилитарным ценностям. Образы, подражание, удвоение реальности – это не пустая иллюзия, от которой надо отказаться в пользу какой-то истины и консервативной идеи: это есть орган самой реальности. Человек испытывает удовольствие, эти иллюзии порождая, потому что таким образом он возвышается над тем, что вчера полагал своей последней возможностью и последней целью. Вот вам мой дидактический патерналистский тезис: да, социализм и капитализм предполагают друг друга, но под эгидой капитализма.

Мамука
Чтобы на это ответить, надо вернуться к тому, что Алико нам сказала про сущность: что сущность – это то, что можно реально в данный момент увидеть… Это не ортодоксальное понимание сущности, прямо скажем, ведь она и скрываться тоже любит. Но для капитализма действительно внешняя данность, внешняя форма, выходит на первый план, это система наглядного мышления. Сущность – это насущность, личность – это наличность. Поэтому при всем своем увлечении деньгами, символами капитализм работает только через товар. В любой деятельности нужно, чтобы за что-то можно было подержаться: то, что ты продаешь, то, что ты покупаешь, то, что можно схватить и контролировать. Товар – это не только иллюзия бренда (клейма), но и шейлоковский фунт реального мяса. Раньше про это писал Шекспир, а сейчас очень много про это пишет словенский трибун Славой Жижек. Человек в современную эпоху становится субъектом, и ему нужен объект, чтобы эта субъектность не парила просто так, в иллюзорном мире. Да он и сам становится объектом, вещью, выпадающей на землю из цикла обмена.

Георгий
Пресловутое «реальное»?

Мамука
Да, но реальное относительное, то есть не вообще реальное, а реальное вот тех галлюцинаций, о которых идет речь. Но опять же, значит ли это, что мы должны преодолеть капитализм и освободиться от объектов, жить только людьми, человеческим отношениями? Это было бы – тут я соглашусь с папой – довольно скучно. То есть этим людям было бы не о чем говорить в отсутствие объектов, не во что играть и так далее. Но как
раз товар, хоть он и является чертой капитализма, если мы внимательно посмотрим на него с изнаночной стороны, на нем как раз можно построить правильное общество. На том, чтобы внимательно относиться к вещам, не менять их долгое время, культивировать их, создавать произведения искусства вещного типа, а не как у нас обычно это происходит. И таким образом так называемый капитализм, которого, может быть, и вообще нет, развернулся бы к нам своей более позитивной стороной. Получился бы такой объектно-ориентированный социализм. Товарное товарищество.

Георгий
Точнее, социализм как объектно-ориентированный капитализм.

Алико
А может быть, капитализм в социалистической шкуре?

Автандил
Ну вот, на этой прекрасной формуле мы могли бы пока что закончить.
Благодарим Марию Бикбулатову за транскрибирование диалога.

 

впервые опубликован на сайте www.republic.ru  21 сентября 2019 г.

Место действия: Одесса, ресторан «Ассоль» на берегу Черного моря.

Действующие лица:

Симеон, Архитектор из Одессы

Георгий – молодой политолог из России, аспирант университета Коламбия (Нью-Йорк).

Анатолий – его друг, российский политолог, доцент Высшей школы экономики (Москва)

Вася – украинский искусствовед из Киева, друг Юли

Юля – аспирантка Киево-Могилянской Академии, подруга Васи

***

Юля

Какой сегодня красный закат!

Анатолий

Закат красной империи…

Симеон

Так нет уже давно никакой империи, мы находимся в национальном государстве «Украина».

Юля

Империи нет, а закат есть.

Анатолий

Закат красив, когда в душе происходит восход. Ребята, мне у вас так нравится! Вы – молодая страна победившей революции! На подъеме вы как-то, смотрите вперед в открытое море истории! Знаете, как раз хотел вам сделать объявление. Я не хочу больше возвращаться в Россию, а хочу жить у вас, в Одессе. Я увольняюсь из Высшей школы экономики и поступаю в Мечниковский университет!

Диалог о насилии

Диалог впервые был опубликован на сайте www.republic.ru 2 сентября 2019 г., в рубрике «Философия»»

Действующие лица:

Лева – преуспевающий писатель

Вера – студентка, изучающая философию

Разговор происходит в купе поезда Москва-Санкт-Петербург в 1889 г.

***

Вера:

Он сказал, что я дура, и дал мне пощечину.

Лева:

Кто?

Вера:

Петруша. Он студент старшего курса и сын тайного советника. Я пришла к нему посоветоваться насчет географии, и он стал меня лапать, а я – вырываться. Что я могу сделать? Я слабая женщина, и связей у меня нет, разве что вот кроме тебя, Лева. Но как ты знаешь, английский философ Томас Гоббс утверждал, что все люди равны, потому что каждый может убить другого. Ну например из огнестрельного оружия, которое всех уравнивает. Ведь пойми, это не просто оскорбление моего ума (я и так в нем всегда сомневаюсь), это выражение общего неравенства в нашем обществе. Я хотела бы ответить на его вызов, чтобы облегчить свою душу и одновременно подорвать тиранию мужчин и дворян в нашем государстве. А как я могу ответить, не прибегая к насилию? Может отравить его? (спохватывается) Ну хорошо, я не буду его убивать, это не по-христиански Но я могу украсть у моей подруги Оленьки (она с ним спит) его фотокарточки в голом виде! Размножить и разослать их всем – это будет его гражданское убийство.

published at Afterall Magazine in 2018

you can download it here

Sheikh Chtodelat (1)

Focusing on the issues of progress/acceleration and counter-modernity.

07.08.-17.08.2018, @Vierte Welt, Berlin, Germany

 Initiated by

the collective Chto Delat in partnership with Vierte Welt, Berlin

STAFF:

The course is based on the on-going experiment in performative pedagogy of collective Chto Delat whose members are full time present and moderating all the school sessions.

Discursive program: Alessandra Pomarico (Free Home University), Baruch Gottlieb and Dmitry Kleiner (Telekommunisten), Oxana Timofeeva, Dmitry Vilensky and other guests.

Performance mentors: Nina Gasteva, Tsaplya Olga Egorova.

Set-workshops: Nikolay Oleynikov

TOPIC OF THE SUMMER SCHOOL:

“Go and stop the progress!” – starting with this legendary quote attributed to Kazimir Malevitch we want to test different ideas and practices which question the notion of progress.

Today we face two different approaches to the potentiality of liberation – one stems from rather classical Marxist link between emancipation and rather linear technical progress – this positive line is actively promoted in the work of “left accelerationists” or in the speculations on the “communism of the capital”. There is a lot of useful critique in this direction, but we have a growing feeling that there is not much time left until the capital digs its own grave. And it seems like this grave might turn out to be as much a gloomy dystopia as a flowerbed of bright new life.

We can observe another tendency, on one hand, of questioning the whole idea of western modernist progress, and on the other, of attending to so-called indigenous/vernacular knowledge and cosmogony. Very often these ideas are reduced to uncritical and kitch promotion of new age and escapism, and even traditionalism. But these ideas could also be linked to the most radical European way of negative thinking, where progress is considered as barbaric exploitation and destruction of resources and human lives, and it is based on genocide and ecocide.

Therefore, today, when we feel intensifying attacks from conservative and progressivist forces of all kinds the question how we would imagine and realise the values of emancipation and non-alienated ways of life is as pressing as ever.

In the school we will additionally focus on the ideas of international Zapatista movement, which stands as a viable example of a certain historical composition between the anti-capitalist struggle and the indigenous/vernacular way of life and knowledge. Based on the on-going research realized by the collective Chto Delat in Chiapas in 2016-2017, it will test the new possibilities for “rootedness” that could be used to overcome the conservative logic.

This confrontation of two position will be rehearsed and staged in a form of Learning Play – developing the Bertolt Brecht tradition of formulating and taking positions in front of engaged audiences.

STRUCTURE, DURATION AND FORMAT:

– 80 hours (10 days approximately 8 hours a day)

Intensive performance training in the morning, followed by discussions, lectures and collective work on the play. Preparing a public performance, to be held on the last day of the event. The collective visit to Berlin Biennale is also planned during the School.

 WHAT ONE CAN LEARN HERE:

1. To elaborate the knowledge on most urgent issues of current debate on emancipation and art.
2. To develop performance skills inside a temporary collective. Get to know the unique devices of contemporary dance practice.
3. To practice and develop the method of learning play.

FEES AND FINANCE:

– The suggested minimal donation (the participation fee) for the Summer school is 500 Euro.

– A jury will award 5 participants with stipends – free of the participation fee.

– The fee covers tuition and study materials during the school.
– Coffee brakes included.

The school is fully self-financed, by donations from the participants and with the support of Chto Delat Mutual Aid Fund. The donations will be used to cover the costs (travel and accommodation) of collective Chto Delat to Berlin, a donation to the Zapatista community (10%), a donation to the Vierte Welt and the fees for the faculty and basic administration work.

It should be payed by bank transfer to the Chto Delat e.V. (not for profit organization registered in Germany, tax deductible)

Arrangements for accommodation, transportation, visa (if needed) and other expenses is arranged by the applicants themselves.

 WHAT WE EXPECT FROM THE PARTICIPANTS:

– We welcome applications from artists, performers, activists, cultural workers, philosophers and generally open-minded people who share the urgencies raised in the concept of the school.

– Applicants should be curious and open to experience of different body practices and be ready for the collective form of working and learning.

– Applicants from all countries and age are eligible to apply.

APPLICATION PROCESS:

– All applicants should apply with short motivation statement and short informal CV.

– The number of participants is limited to 25.

– Please apply by using the following link: https://docs.google.com/forms/d/1uP0KftYxcavGkx4IfB9rlLT3kReI5sCjbraY8eqKiQc/edit

 DEADLINES:

– Deadline for sending the application for stipend: till 03 June 2018

– The selection results for recipients of a scholarship: 10 June 2018

– Deadline for general applications – till 1^st of July

– Payment due 10 July 2018

ABOUT THE INITIATORS:

Chto Delat

Founded in 2003 in St. Petersburg, Chto Delat (What is to be done?) is a collective that counts Russian artists, critics, philosophers, writers and choreographer among its members. The collective came about with the intention of merging political theory, art and activism. Working across a range of media—from video and theater plays, to radio programs and murals—their activities include art projects, seminars and public campaigns.

In 2013, Chto Delat initiated an educational platform—School of Engaged Art and also runs a Rosa’s House of Culture in Petersburg. From its inception, the collective has been publishing an English-Russian newspaper focused on the politicisation of cultural production in Russia, in dialogue with the international context. The works of the collective are characterized by the use of alienating effects, surreal scenery, typicality, but most of all, case based analysis of concrete social and political struggles.
see more at www.chtodelat.org

Vierte Welt Collaborations was founded in 2010, initiated by the actor’s ensemble Lubricat in Central Kreuzberg. The Vierte Welt is a space where artists, specialists, activists and audiences come together on an equal footing for interchange and communication.  The Vierte Welt developed an open space of possibilities in which we assert a durable and continuous platform for creative work – in contrast to the market’s short-term, coerced exploitation.  Parting from the focus on singular aesthetic events and from scene confinement, we are working on changing how artistic production and presentation are practiced. Where we attempt to re-think the aesthetic and art-political position.

The program of Summer School is also a part of an ongoing conversation between Chto Delat / School of Engaged Art and Free Home University on the role of art, social transformation and radical pedagogy. (see here http://artseverywhere.ca/function/education/free-home-university/

 CONTACT PERSONS

 Dmitry Vilensky, dmvilen@gmail.com

Elena Veljanovska, chto.delat.collective@gmail.com, +49.157.77.216.916.

 

 

 

Not too long ago, we ran into some strange and worrying news from Poland. The story happened during a recent public talk of renowned philosopher and political commentator Slavoj Žižek. The discussion was moderated by Sławomir Sierakowski, the leader of the Polish journal and collective “Political Critique” (Krytyka Polityczna), which enjoys wide reputation as a leading Polish left-leaning think tank.

The talk was streamed online and then uploaded onto YouTube (https://www.youtube.com/watch?v=G1RJZVd_RmI&feature=youtu.be&t=1h31m).

After Žižek’s talk, the discussion turned to the most pressing issues of the ongoing escalation between Russia, Ukraine and the West. At some point, Žižek noted that he has good friends in Russia, namely, the Chto Delat collective. He said that Chto Delat embodies a position different from both from the liberal-center mainstream that Sierakowski now praises and the mix of left-patriotic and neo-rightists who support in Putin in Russia and Europe.

All of this is true. But in his comment Sierakowski was quick to say something totally hallucinatory, as if it was a known fact. We quote: “Chto Delat supports Kremlin. We have better friends for you in Russia”. This is public now. As a Russian proverb says, “a word is not a sparrow, once it flies out, you won’t catch it”. And we got the message.