Группа «Война» кажется мне здоровой реакцией на существующую ситуацию в искусстве, российском и московском, ситуацию, когда художники плотно засели в галереях, когда им непременно требуются деньги на проект, требуются профессиональные рабочие и смотрительницы, — словом, требуется система, которая признавала бы за ними привилегию производителей эстетического продукта. И такая система, безусловно, сложилась, она часть путинской нефтяной парадигмы «стабильности», которая, естественно, пустила уже очень серьезные идеологические корни (например, все сильнее слышится пафос «чистого искусства», свободного от «политики» и прочей суеты земной).Искусство в этой ситуации становится либо просто сферой выгодного вложения, либо этакой вуалью, прикрывающей движение денежных потоков. «Война» по-своему противостоит этому, но не из каких-то серьезных принципов и не из-за твердой политической позиции, которой, по-моему, нет, а просто потому, что существовать в этой ситуации, играть по ее правилам довольно скучно. Гораздо веселее и естественнее устроить костер на выставке. Гораздо веселее жить в искусстве, чем продуцировать его.

Все это действительно напоминает акционизм 90-х, когда, например, Бренер тащил Кулика на поводке, и каждый при этом думал о том, кто же в итоге станет ГЛАВНЫМ героем этой акции. Или кто кого лучше использует — художники Гельмана или Гельман художников. Эта инструментальная, деполитизирующая логика, соединенная с очень мощной вовлеченностью, зрелищностью и накалом, а также готовностью (весьма редкой, кстати, в наше время) реально рисковать своими телами, — те свойства акционизма, которые возрождает сейчас «Война». Этакий радикальный вид независимого коллективного предпринимательства в ситуации, когда все уже вписались в одну большую монополию и не рыпаются, чувствуя себя при этом настоящими большими художниками, занимающимися «своим делом». Короче говоря, я понимаю тех, кто оценивает «Войну» негативно, тех, кто видит в них голый технологический цинизм, но считаю, что они создают достаточно серьезный вызов, который не так-то просто обойти…

В своих акциях прямого действия (таких, как забрасывание кошками Макдональдса в честь 1 мая, совокупление в Биологическом музее в честь выборов президента и т.п., поздравительный визит в милицию в честь инаугурации, поминки по Дм. Ал. Пригову в вагоне метро и т.п.) изощренно балансируя между политической провокацией и гражданским протестом, критикуя вялые, неизобретательные политические практики, с одной стороны, и повальный галерейный арт-конформизм, с другой, «Война», естественно, вызывает массу критики со стороны политического и художественного эстаблишментов — в том числе, за подмену по-настоящему политического (коллективного, эмансипирующего, потребность в котором действительно насущна) высказывания и действия эстетизированным, протестным жестом, востребованным сетевым обывателем и акционистскими группами с сомнительной сумбурной идеологией, за дискредитацию прогрессивного, критического (не говоря об эстетическом) измерения современного искусства (и без того раздражающего и маловостребованного в реакционном обществе).Сейчас рано говорить, насколько обоснованны эти претензии — это будет видно из развития сопротивленческой активности и самой группы «Война». В любом случае, акции и декларации «Войны» необходимы для разговора о неформальной политике и прямом действии сегодня.

Кирилл Медведев, социалистическое движение >Вперед>>

Позиция группы «Война» – читайте, соотноситесь, критикуйте, делайте сами:

Наша деятельность – политическая, и язык, которым мы пользуемся, политический, но главное отличие этого языка – в противоречии тому, как принято выражаться в мейнстримовой политике. Таким образом, в акциях «Войны» – критика, издевательство над “политическим” способом говорения, а шире – борьба с сегодняшним политическим мейнстримом, неживым, уродски архаичным. Другая часть согруппников, поменьше, считает акции вполне художественными – но на политические темы. Так или иначе, это – участие в политике, но играем мы по своим правилам. Политика – это обязательная область активности, в том числе художественной. Кто не занимается политикой – вяло тащится по обочине, или заглох в бытовой канавке экзистенциального тупика, или уже сражен и доставлен в реанимацию. Короче, наш путь – брыкаться в полит-загоне.

Протестная уличная политика – это нелегальная политика, допускающая насильственные и незаконные акты. Иначе все сводится к бессмысленным, особенно здесь и сейчас, демонстрациям: силы ГОМО-полков, снаряженных будто для космической экспедиции, разгоняют не в ногу марширующую оппозицию при полном равнодушии “народа”. Они мирно топают, их развозят с подзатыльниками по отделениям – и марширующие чувствуют себя гражданами и героями. Результата ноль.

Задача художника – выработать новый язык, актуальный для своего времени. Если он совсем не занимается разработкой своего языка, то это не художник. На языке должно стать возможным целое, универсальное, нефрагментарное высказывание о сегодняшней действительности и действительности скорого будущего. Иначе – индивидуальная тухля, еще и манерное, “какое, милые, у нас тысячелетье на дворе” – художник-то всегда рад считать свои творения частичкой вечного.

Хором и отовсюду раздается сейчас пиздеж, что практики уличной политики устарели, прошли, мол, десятые, тридцатые, шестидесятые и другие годы. Бессмысленно объединять дохлые людские толпы в народ – которого больше нет. Но по-настоящему действенных практик из виртуального, скажем так, мира – тоже ведь не поступило. Товарищи жежисты не в состоянии даже отвлечься от своего унылого комментирования и залить интернет хотя бы на треть сугубо протестной информацией. Так, чтобы стало неустранимым фактом то, что рунет на треть – это революционные материалы, освоенная и укрепленная территория оппозиции, чтобы дела вроде дела Саввы Терентьева стало невозможно фабриковать, чтобы многочисленное сетевое сообщество заявило, что не считает его высказывание – преступлением. Когда закон перестает исполняться? Когда большинство населения не считает его законом, ни царским, ни божьим. Интернет – гуляй-поле.

Больше акций, всяких и разных! Не важно, что по качеству они могут быть не очень доработанными. Важно забить числом. Московские ребята нарочно не заплатили по счету в бюджетном ресторане. И назвали это акцией – значит обращаются к широким городским массам: “Делайте так, как мы”. Смысл ее, безусловно, в этом назывании. Война занимается подобным ежедневно. Пожрать и съебаться из ресторана ничего не стоит. У нас это элементарная техника быта, никакой художественности. Важно, применять опыт евро-анархистов, для которых такое дело – что-то вроде здешнего FNB по регулярности, поставлено на поток: врываются группой в 20-30 человек в магазин, сметают с полок продукцию и тут же на улице раздают прохожим или прямо внутри супермаркета делают объявление “народу – продукты бесплатно” и начинают их раздавать. Такие акции увеличивают градус буйности, неповиновения – очень, очень еще низкий среди молодежи в России.

Но это более-менее столичные вопросы – демонстрировать себя политическими методами. Уже в крупном Новосибирске идея массовых гражданских выступлений на улице сведена усилиями местных арт-персонажей к вялой хохме для выкладывания в блогах. На тамошних “Монстрациях” молодежь выходит 1 мая, каждый с индивидуальным, намеренно наиболее дурацким и безболезненным транспарантом в стиле “все идут на йух”. Это пристало дню дурака, а не Первомаю. Но и полезный вывод из новосибирских шествий есть: толпу можно подавать как огромное множество одиночных пикетов, в котором каждый пикетчик выбрал одно и то же место для себя – главную улицу города. Разрешения на одиночный пикет не требуется. Лозунги у всех разные – но ведь они могут быть и как бы разными. И вот реальная совместная сила как бы случайных одиночных пикетчиков готова шествовать в центре города.

Вот в этом смысле мы занимаемся политикой. Хотя лучше назвать все, что подразумевается сейчас под политикой, общественно-полезными или общественно-вредными занятиями.