#06- 30: Жить, мыслить, действовать политически

Предыстория

Двухдневный «Дрейф. Нарвская застава» (2004, Санкт-Петербург),

Важной составляющей проекта, помимо исследования городской среды в процессе двухдневной прогулки на выбранной местности, стали результаты коммуникации внутри группы, личная жизнь её участников, ассоциации, связанные с местами исследования, и т.д. Объективная картография места выстраивается здесь параллельно с субъективностью сообщества, которое получает новый опыт, проживая совместно какой-то момент времени в чужеродной для себя среде. Развитие методик “Дрейфа” является продолжением ленинградско-петербургской традиции прогулок по странным местам. Эта культура обращена к опыту сообществ, построенных на дружеских отношениях и претендующих на присвоение и “переворот” (dйtournment) городского пространства, демонстрируя на своем опыте контраст между тем, чем жизнь является, и тем, какой она могла бы быть.

«Само-образовани(я)» (серия семинаров и выставка, 2006, Москва)

В течении трех дней семинаров после открытия выставки обсуждались механизмы социальной коммуникации, новые способы построения коллективного взаимодействия. Помимо художников участников выставки, в семинаре приняли участие также ряд активистов и социальных исследователей. Большинство участников во время семинара проживало в гостевых комнатах ГЦСИ или у друзей и практически не прекращало общения все три дня.

Идея организовать семинар-коммуну в Маастрихте пришла мне в голову в январе 2010 года, когда я поехала в этот город из Москвы, чтобы два года заниматься своим исследованием, посвященным животным в философии, на отделении теории академии Ян ван Эйк. До этого коллектив «Что делать» и Социалистическое движение «Вперед» уже организовали 24-часвой семинар в Нижнем Новгороде, и планировали проведение 48-часового первомайского форума творческих работников в Москве. Организация семинара в Маастрихте имела целью попробовать интегрировать опыт этой формы проведения семинаров – «общежитий» в интернациональный контекст. Это казалось всем важным вызовом: обсуждая проект на его ранней стадии с активными участниками нижегородского мероприятия Николаем Олейниковым и Кириллом Медведевым, мы задавали себе вопрос: что, если смыслы, для нас очевидные, окажутся совсем неочевидными для европейской аудитории, адаптированной к иным политическим реалиям, — как неочевиден для нее, например, смысл пришедшего из советских времен слова «общежитие», едва ли адекватно переводимого на английский язык? Но, собственно, в этом и была интрига – собрать людей из разных контекстов и заставить их искать общий язык «политического». Такой поиск, вроде бы, вполне в порядке вещей, но что в нем действительно интересно и ново, так это то, что предпосылки нашего опыта, которые в своей локальной ситуации мы считали самоочевидными или аксиоматическими, здесь становятся препятствием для понимания, и это препятствие нужно преодолевать. Изначальная постановка вопроса: как мы – я и ты – осмысляем не только свою повседневную жизнь, но и профессиональную активность в политических терминах, то есть, попросту говоря, какой смысл мы вкладываем в то, что делаем, и в то, как живем. Все это задало еще одну важную динамику различия, которое в ходе семинара обозначило себя, пусть и достаточно условно, как продуктивный конфликт искусства, теории и активизма. У каждого из этих видов деятельности – своя траектория политического желания, но вопрос в том, как, когда и где возможно пересечение этих траекторий, и возможно ли оно вообще. Название – «Living-politically» — отражает как эту динамику, сообщающую семинару его содержательную полноту, так и формальный момент: речь ведь идет о мероприятии в экспериментальном формате «life», то есть о совмещении «жизни» и «политики» в ограниченном времени и пространстве.

48-часовой семинар-коммуна в Маастрихте состоялся 2—4 июля. Этот диалог написан по мотивам дискуссии, возникшей по его итогам. В дискуссии принимали участие Дмитрий Виленский, Оксана Тимофеева, Катя Диффенбах, Пьетро Бьянки, Аарон Шустер, Алексей Пензин, Андрей Бердников и другие.

Все многообразие проблем, связанных с положением творческого работника, в последнее время попадают в фокус принципиальных дискуссий и рефлексии, как художественного сообщества, так и части левых политических и социальных активистов. В этих дискуссиях обнаруживаются точки пересечения между творческими работниками и работниками, находящихся в условиях нестандартной занятости, получающей все большее распространение в современной России. Поиск новых путей перегруппировки радикальных левых, профсоюзов, и социальных движений делает возможным новые формы диалога. Первый 48часовой Конгресс культурных работников стал первой инициативой, поставившей перед собой задачи как теоретического, так и практического осмысления целого ряда проблем, связанных с характером труда и трудовых отношений работников культурной сферы.

1. Неформальные отношения и «круг ближней защиты».
Прекаритет [1] как норма трудовых отношений в России был связан с переходом к рынку в 1990 годы. Реакцией на шоковую терапию и резкое сокращение производства стала массовая безработица, которая никак не регулировалась государством. Важную роль для формирования нестандартной системы занятости сыграли первые формы (само)предпринимательства: безработные объединялись в группы, сети, или действовали самостоятельно, нанимая «поденных» рабочих. Прекаритет как система трудовых отношений формировался стихийно и снизу, через дружеские и семейные связи, неформальные отношения между бывшими коллегами, а так же широкую сеть взаимопомощи и взаимозависимости. Так, статус нестандартной занятости долгое время не получал своего официального признания, поскольку такого рода (само)предпринимательство было теневой или полулегальной моделью частного бизнеса. Ситуация оставалась невидимой, а проблемы связанные с ней долгое время не были артикулированы.

There are no translations available.

As representatives of Historical Materialism (a London-based journal of Marxist theory) Steve Edwards and Antigoni Memou participated in the 48-Hour Communal Life Seminar, convened by Chto Delat, ‘What Struggles Do We Have in Common?’ The seminar was productive in bringing together activists, artists and thinkers (and these need not be separate people) to talk and live together for two days. We met comrades from Russia and Belgrade; we also met activists, artists and media workers from Britain – even from our own city – who we did not know. Introductions of this type can be significant in developing networks of resistance to capitalism. We found the discussion fascinating (we talked much); the film screenings were instructive (we learned together); and we enjoyed the dumplings, vodka and the company (we laughed a great deal).

The question posed by the seminar is an important one for artists and activists, but so is the question ‘what struggles do we not have in common?’ One possible criticism of the seminar is that it lacked antagonism on questions of fundamental importance for all involved: is the distinction art and activism a genuine opposition? Is art activism in any way effective? What critical and theoretical resources do we need to create revolutionary change? Which legacy and which way forward? Who? Many questions; few answers.

In the learning play that emerged from the seminar Antigoni Memou played an activist; Steve Edwards (beside himself) intervened from the audience as Stan Evans who called for a boycott of the whole event as a mere charade of revolutionary politics served up for the well-heeled audience of the ICA. This intervention revolved around a leaflet written by Edwards and Vlidi Jerić of the Prelom Collective and issued under the name of the ‘League of Revolutionary Cultural Workers’.

There are no translations available.

Theory and Practice of Revolutionary Artistic Education

Introduction

Almost a year after the Revolution, in September 1918, Marc Chagall was appointed Commissar of the Arts for the Province of Vitebsk by his old friend Anatoly Lunacharsky, head of The People’s Commissariat of Enlightenment (Narkompros). Chagall immediately started the cultural renewal of his native city, the provincial capital Vitebsk, presently in Northern Belarus. After organizing the elaborate decoration of the city for the occasion of the grand celebration of the first anniversary of the Revolution, Chagalls main goal became to create a professional art school and a museum there: the People’s Art School and the Vitebsk Museum of Contemporary Art. The school came first. The former residence of a local banker was provided for this purpose and Mstislav Dobuzhinsky, a former teacher of Chagall and a well known artist at the time, was appointed director. After some delays the People’s Art School opened on 28 January 1919. The event was postponed because of the commemorations in Vitebsk of the victims of the peaceful demonstration in Petersburg on 9 January 1905 and because of the recent murders of Karl Liebknecht and Rosa von Luxemburg in Germany on 15 January 1919. The official opening of the school was important to Chagall because he wanted it to be recognized by the revolutionary authorities as an official institution for higher learning. And the requirements on a national level for art education were high. At the opening of the State Free Workshops in de former Petrograd Academy in 1918 Lunacharsky had stated: “Despite our impoverishment, despite the impoverishment of Russia, we are on the way to a flowering of the arts, whether we want it or not. (…) A need has arisen to change the aspects of towns as quickly as possible, to express the new experiences in works of art, to get rid of a mass of sentiment obnoxious to people, to create new forms of public buildings and monuments. And this need is enourmous.” On top of these national ambitions came the fact that Chagall and so many of his Jewish fellow citizens were not allowed to study at the official art academies in Russia before the Revolution. This will have heightened the level of the ambitions for the People’s Art School. Chagalls ardent opening speech was paraphrased in the local paper ‘Vitebsk Izvestia’: