#3: Освобождение (от) труда

pdf

1. История продолжается, и мы больше не можем игнорировать этот волнующий факт. В этой ситуации есть смысл заново переосмыслить старую марксисткую аксиому о роли пролетариата как субъекта истории. Что значит пролетариат сейчас, какие изменения претерпел этот класс и кто сегодня может претендовать на роль нового субъекта истории?

A film by Dmitry Vilensky (2003) part of the installation “Negation of Negation”

Paris La Villette – Le Trabendo – 14 Nov – 14h-17h

We all agree to the fact that we want to fight capital and renew the world. But I think this ain’t conceivable as a poetical process. Because the name ”multitude“ is not a poetical notion, but a class concept. When I talk about multitude as a class concept, I talk about the fact that workers today work in the same and in different ways compared to those they worked some centuries ago. The working class and its class composition are quite different in the distinct periods that followed each other since the beginning of the industrial age.

We all agree to the fact that we want to fight capital and renew the world. But I think this ain’t conceivable as a poetical process. Because the name ‘multitude’ is not a poetical notion, but a class concept. When I talk about multitude as a class concept, I talk about the fact that workers today work in the same and in different ways compared to those they worked some centuries ago. The working class and its class composition are quite different in the distinct periods that followed each other since the beginning of the industrial age.

A film by Dmitry Vilensky (2003) part of the installation “Negation of Negation”

This film is a characteristic example of the video documentaries that Vilensky has shot in St Petersburg, Moscow and Berlin. In this case, he focuses on workers on a car assembly line in Nizhnyi Novgorod. The monotonous gallery of images is interrupted by shots of people leaving the building somehow too quickly. The context demonstrates that they are workers in the same factory, now going home from work. However, the scenes are more reminiscent of Hollywood disaster films with people running out of a skyscraper where a time bomb is ticking away: the building contains a machine that will destroy the existing order.

from Ekaterina Degot | The art of sabotage published at the catalogue of the exhibition “Faster than Histor”, KIASMA, 2004

This film was projected onto the front of the installation.

It was made in the Gorky Automobile Plant in Nizhny Novgorod, which was build in 1929 by Henry Ford and has since been Russia’s leading car manufacturer.

In ‘Production Line,’ it was important for me to reflect the most basic work activity (work on an assembly line), forcing the audience to look at workers once again after a long break. Approaching the proletariat is important on a symbolic level; in a society dominated by financial speculation and service, the notion of physical labor itself has been forced to the periphery, but work goes on, and never really vanished from post-capitalist society.

The film is based on the parallel montage of the faces and hands of the workers who work on the assembly line on the one hand, and total shots of the factory entrance, as workers leave the factory during the changing shift.It is important to note that the film focuses on conveying the tension involved in the work process, which becomes especially clear if you compare their faces during work and after work. Though work on the assembly is obviously mechanical and demeaning, we can see that the worker gains dignity through concentration and communication while working. At the same time, when the workers leave the factory, they lose their individual quality and become a grey, faceless mask. (D.V.)

In the beginning is the scream. We scream.When we write or when we read, it is easy to forget that the beginning is not the word, but the scream. Faced with the mutilation of human lives by capitalism, a scream of sadness, a scream of horror, a scream of anger, a scream of refusal: NO.

John Holloway, Change the world without taking power

The films shows different way of almost all existing traditional demonstration’s chanting slogans in Europe. Due to the cut of the film this activity in film is shown in condenssed, almost comic form mixing moment of pure exaltation and concentration. In the construction of the installation this activity sympolise the role of multitude with its features based on affects, linguistic production and virtuosity in action.

Sandwiched / Человек-Бутерброд from chto delat on Vimeo.

A film by Dmitry Vilensky based on the action in public space realized by the workgroup Chto Delat?

A group of Saint-Petersburg artists, intellectuals, and writers came out into one of the central city squares, to become, for a while, the
“sandwichmen” and “sandwichwomen”. Each of them put on two advertising signs. The front one was empty. Language on strike. On the rear sign there were written various puzzling questions concerning the meaning and dignity of labour. The sandwichmen and sandwichwomen were handling newspapers to the passers by. The newspapers were also empty, except for their last page, where all the questions were listed together.

The film is based on the video material of these action and also include the fragments of the interviews made with real the “sandwichmen” and
“sandwichwomen” on the streets of Petersburg that reflects their descriptions of their working conditions and their place in society and
labour structures.

the questions put on placards:

Are you being exploited?
Are you exploiting somebody?
Is exploitation inevitable?

Did you dream of this job when you were a child?

Is work a woman thing?
Is work a man thing?
Is work a common thing?

Does work make you free?

Your boss needs you?
Your team needs you?
Your president needs you?
Who needs you anyway?

Who does not work, is not?

Are you afraid of the authorities?
Are the authorities afraid of you?
Let us be afraid together?

Happiness through labour?
Happiness through money?
How much does happiness cost?

Античный мир не знал понятия “труд”, которое было бы одновременно и средством для поддержания жизни и способом самовыражения. Труд рассматривался не как средство самоусовершенствования, а только как деятельность, отвлекающая от целенаправленных занятий политикой или философией. Христианство считало труд наказанием. Изгнанные из рая должны в поте лица добывать свой хлеб.

Протестантская этика, мыслившая труд как борьбу за личное спасение, появилась только на этапе раннего капитализма. В тот момент, идеалом стал мелкий предприниматель, эффективно распоряжающийся своим временем. Этот аскет черпал наслаждение в накоплении собственности, а не в её использовании.

Давид Рифф. Готовясь к нашей беседе, я наткнулся на электронную ссылку к вашему тексту “Оправдание искусства, или Конец интеллигенции”, написанному для журнала “Флэш Арт” в 1998 г. Однако я был разочарован, но и заинтригован, когда обнаружил, что эта ссылка не работает: я нашел лишь эфемерные дигитальные артефакты. Тогда я подумал, что эта мертвая ссылка послужит удобной отправной точкой для разговора об интеллектуальном труде. Насколько далеко, по-вашему, зашел кризис русской интеллигенции в девяностые годы, в смысле соглашательства с эфемерным производством “концептов” и “проектов”, которые очень быстро утрачивают всякий смысл? И не означает ли, что ссылка мертва, того, что ваши взгляды за пять лет утратили актуальность?

Виктор Мизиано. Насколько я помню, текст, о котором вы говорите, вызвал энтузиазм у Марата Гельмана, а Гельман – знаковая фигура. Не знаю, читал ли он на самом деле текст или нет, но ему сразу понравился термин “пост-интеллектуал”. Он хотел перевести текст на русский и вывесить у себя на сайте, отсюда, наверное, и электронная ссылка. Но его интерес пропал так же быстро, как появился, потому-то ссылка и умерла так скоро, что подводит меня к вашему вопросу.

Речь, произнесенная в Париже 14 ноября 2003

Мы хотим бороться с капиталом и обновить мир, в этом все мы единодушны. Но, на мой взгляд, это нельзя мыслить как поэтический процесс, поскольку “множество” – это не поэтическое понятие, а классовое. Когда я говорю о множестве как о классовом понятии, я имею в виду, что рабочие сегодня работают и так же, и иначе по сравнению с тем, как они работали несколько столетий назад. Рабочий класс и его классовый состав заметно отличаются в различные периоды, следующие друг за другом начиная с индустриальной эпохи.

Организация труда, безусловно, разительно изменилась с 18-го века до наших дней, равно как политический и технический классовый состав; кроме того, сегодня класс формирует свое классовое сознание совершенно по-другому. Если мы будем использовать понятия рабочего класса и организации труда как гомогенные и однозначные, мы впадем в глубочайшую ошибку.

текст основан на статье Майкла Хардта, впервые опубликовано в Dagens Nyheter in Swedish 1998

Аномалия траектории Негри как интеллектуала должна быть прослежена назад в 1960-ые годы – началу его звездной академической карьеры в Университете Падуи. Он стал профессором в области “Государственной теории” в необычно молодом возрасте. Его эссе “Труд в Конституции” (1964) явилось результатом интеллектуального развития этого периода. В нем Негри признает основополагающую роль рабочей силы в конституции либеральных демократических обществ: как в терминах формальной конституции (Итальянская Конституция, например, начинается словами о том, что “Италия – это демократическая республика, основанная на труде”), так и в терминах материального основания общества и социального производства.

Оксана Тимофеева (О.Т.) Ваша книга “Восстание среднего класса” – это замечательный пример совмещения последовательного социо-экономического анализа современного глобального капитализма с доказательством его нежизнеспособности…

Борис Кагарлицкий (Б.К.) Вывод в этой книге очень простой: сердцевиной бунта, произошедшего в наши дни, являются не голодающие массы, а средний класс. Я пытаюсь доказать, что на самом деле ни лузеров, ни победителей нет. Система постоянно перетасовывает социальные и профессиональные структуры. Человек, который зарабатывает хорошо, тоже является жертвой эксплуатации, иногда даже в большей мере, чем тот, который зарабатывает плохо.

О.Т. Насколько я понимаю, в вашей книге речь идет о том, что мы являемся свидетелями системного кризиса, когда старые производственные отношения – глобальный капитализм, вступают в противоречие с новыми производительными силами, обязанными своему развитию высоким технологиям.

Бывшие советские люди, возможно, еще помнят официальные лозунги советской поры, восхваляющие рабочий класс и его изображения, а в придачу к ним и широко распространенную взаимную неприязнь между рабочими и интеллигентами.

С точки зрения тогдашнего интеллигента, представителя весьма обширного сословия советского общества, рабочий, презрительно именуемый “гегемоном”[1] – это неуч, лентяй, халтурщик, рвач и шкурник, в течение семи десятилетий тиранящий несчастного интеллектуала. С позиции советского рабочего любой человек с высшим образованием – ищущий легкой жизни маменькин сынок, никчемность, чье производственное и социальное существование в качестве паразита не пролетарском теле ничем не оправдано. Понятно, почему личных межсословных отношений в нерабочее время в СССР не было.

Сегодня, когда раздражающий официозный пролетарский пафос советской поры ушел в прошлое вместе с мифологией рабочего, стало интересно выяснить происхождение визуального его образа.

Стоп? Машина? Какая машина? Государственная? Войны? Капиталистической эксплуатации? Производства?

Маркс был апокалиптиком (коммунизм как спасение, пролетариат как мессия), но и позитивистом. Он верил в позитивные науки (в позитивность Науки), в прогресс, в поступательное движение поршня классовой борьбы, приближающего развязку всемирно-исторической драмы. Его учение строится по модели естествознания, общественные законы в нем действуют с неукоснительностью физических.

К тридцатым годам 20-го века эта вера уже трещала по всем швам. Научность научного знания, его “объективность” были поставлены под сомнение (теория относительности Эйнштейна, принцип дополнительности Бора, уравнение Шрёдингера, соотношение Гейзенберга, “лингвистический поворот” в философии, открытие потлача, подрывающее экономический детерминизм, и многое, многое.

1. Труд есть, во-первых, свободное совместное творчество людей. Во-вторых, труд есть общение человека с сопротивляющейся ему вещью и с чужой человеческой волей. В-третьих, труд есть задержка удовлетворения желаний на время выполнения ряда технических, ритуальных операций. В-четвертых, труд есть иллюзия, галлюцинация абсолютной власти над вещью и ее оживления-очеловечения.

2. Так что в труде есть и свобода, и несвобода. К труду, который Вам необходим для пропитания, к которому Вы привыкли, для которого у Вас есть система технических правил, добавляется труд по видимости ненужный, который Вы совершаете просто потому, что у Вас есть лишнее время. Что-то происходит, даже если мы просто замрем – многие игры включают в себя замирание, например казаки-разбойники. Когда мы трудимся от нечего делать, нам кажется, что мы играем, а потом нам говорят, что наша игра приносит пользу, и она превращается в обязанность. Но без свободного, праздного труда не было бы труда необходимого.