Франс Йозеф Петерссон: Два года назад ты инициировал «Konsthall С» в Хокарангене, южном предместье Стокгольма, как часть твоей художественной практики. Этот проект можно описать как размышление о политической модели – социал-демократическом государстве всеобщего благоденствия или, скажем, «шведской модели», но ее можно назвать и по-другому – как она была манифестирована в планировании и застройке Стокгольма с 1930-х и далее. Что значат для тебя «Konsthall C» и Хокаранген и что ты думаешь о модели, которую они репрезентируют?

Пер Хассельберг: Хокаранген – это историческая модель предоставления гражданам жилья в новых микрорайонах, которая впоследствии использовалась при планировке и застройке Стокгольма и других городов страны. Целью было «создание думающих об обществе личностей, активно интересующихся общими проблемами, способными критически мыслить и сотрудничать с другими людьми ради осуществления необходимых социальных реформ. Коротко говоря, способствовать взращиванию демократичных граждан, для которых свобода и независимость сочетается с чувством социальной ответственности», по словам архитектора и социал-демократа Уно Архена. Важным аспектом этой программы было интегрировать естественные места встреч в новую архитектурную среду, поэтому центральная прачечная в Хокарангене была задумана еще и как местный клуб. Место, где люди заняты повседневной рутиной, но и общаются со своими соседями. «Konsthall C» располагается как раз в этом месте, и по-прежнему от действующей прачечной его отделяет только стеклянная стена.

Мне было интересно, как художники – и не только художники – стали использовать похожие модели в проектах, нацеленных на создание «активных граждан, способных критически мыслить и интересующихся общими проблемами». Эти-то вопросы и привели меня в Хокаранген. В «Konsthall C» мы приглашаем художников поработать с местной спецификой – с проектами, так или иначе использующими современные проблемы для реактивации этой исторической модели.

Ф.Й.П.: Поскольку ты описываешь Хокаранген как модель для других мест, важно иметь в виду, что это всегда было социально стигматизированное место. В реальности оно было далеко от социальной утопии, и описывать его как модель означает, в моих глазах, подчеркивать нереализованный потенциал лежавших в его основании политических идей. В этом смысле можно сказать, что модель «Хокаранген» всегда была проникнута «политикой ностальгии».

Это понятие ностальгии особенно любопытно в контексте разговора о политической истории Швеции. В качестве медицинского термина ностальгия использовалась с середины XVII века для диагноза пациентов, страдающих острой тоской по родине. В XIX веке это медицинское значение было утрачено, и на первый план вышло более разговорное значение, которое и известно нам сегодня: нечто, что обычно объясняют потрясениями современности, вырывающей людей из их естественной среды и оставляющей в них чувство неприкаянности. Начиная с XIX века, ностальгия уже не употреблялась для диагноза патологического состояния личности, а стала описанием общего чувство тоски по родине, пронизывающего общество. История ностальгии, таким образом, тесно связана с потрясениями современности. Эта двойственность, где политический прогресс сочетается с социальным консерватизмом, получила особое выражение, когда шведский премьер-министр Пер-Альбин Ханссон начал в конце двадцатых годов употреблять термин «folkhem» для описания социал-демократического государства всеобщего благоденствия как «народного дома» (или «дома для народа», как переводится этот термин). И возник он в консервативных политических кругах, но был удачно присвоен социал-демократической партией, чтобы увязать прогрессивную социальную политику с традиционными настроениями и ценностями. Как способ компенсировать экзистенциальную неприкаянность, обрушившуюся на людей в результате модернизации и урбанизации, если угодно. Эта канализация коллективной ностальгии – где нация заменяет родину, государство заменяет семью и так далее – важно для понимания исторического успеха социал-демократической партии.

П.Х.: Между тем, в последние годы подобное стратегическое использование политической ностальгии наиболее успешно осуществлялось консервативными партиями. Два года назад с художником Йоханом Тиреном мы сделали выставку в «Konsthall C», которая называлась «Мы говорим то, что вы думаете» и имела критическое отношение к правому крылу, экстремистской «Шведской демократической партии». Работа состоит из двух снятых на пленку интервью с представителями этой партии и интервью с журналистом, изучающем подобные экстремистские организации. «Шведская демократическая партия» описывает себя как «настоящую» социал-демократическую партию и пытается апроприировать историческую концепцию шведского «folkhem» в своих собственных сомнительных целях. Когда Йохан сделал эту работу, они были еще маленькой, незначительной партией, но на последних выборах получили относительно много голосов. Правящая сейчас «Moderaterna» (Консервативная партия) еще больше преуспела в своем стратегическом использовании исторических концепций рабочего движения (задействуя социал-демократическую риторику, называя себя «новой рабочей партией» и так далее). Я не сравниваю консерваторов с этой небольшой, экстремистской партией, просто обращаю внимание, что в последние годы наиболее успешное использование политической ностальгии исходит от правых.

Ф.Й.П.: Это правда, что большие группы избирателей ассоциируют понятия вроде «folkhem» с позитивными представлениями о том, в чем состоит справедливое общество. Можно спорить, идет ли тут речь о политических стратегиях или о более глубоких идеологических сдвигах (правых – влево, а может, левых – вправо?), но в любом случае, я бы сказал, что это свидетельствует о насущной необходимости идеологического обновления левых. Кстати, это-то отчетливо и проиллюстрировала выставка Йохана Тирена.

Недавно его работу показали в Лунде, южном регионе Швеции, где «Шведская демократическая партия» добилась на последних выборах наибольшего успеха. В этом контексте имеет смысл сфокусировать внимание на том, как его работа выявляет поверхностность концепций культуры и «шведскости», образующих ядро партийных идеологий. Но когда ее показывали в «Konsthall C» два года назад, возникли иные, более интересные коннотации. Тогда она обратила – по крайней мере, мое – внимание к вопросам присутствия расизма и национализма внутри самой социал-демократии. Мы уже затронули консервативные корни концепции «folkhem», и работа Тирена заставила меня задуматься о том, какие представления о культуре и истории являются неотъемлемой частью «шведской модели», какой мы ее сейчас знаем. Насколько идеи национализма, консерватизма, расизма и патернализма присутствуют в идеологии, пронизывающей эту модель? И как она себя выражает на сегодняшний день?

Один из примеров, потенциально затрагивающий все эти понятия, это проблема слежки. Мне кажется, что правых и левых объединяет некритический взгляд на одержимость безопасностью, проявляющуюся в западном полушарии. Одна из ключевых проблем, с которой мы сегодня столкнулись лицом к лицу, рассматривается, по-моему, совершенно безграмотно политическим истеблишментом, и это связано с ролью политики и государства по отношению к вопросам власти и контроля, ставших возможными благодаря новым технологиям. Конечно, есть и различия, но бесспорным будет сказать, что шведских левых и правых объединяет необычайная вера в силу, власть и благие намерения государства. Граждане рассматриваются как субъекты, которых нужно контролировать и воспитывать, либо через планирование города в целях создания «демократических личностей», либо с помощью «folkbildning», где культура используется в качестве инструмента на службе государства и так далее. [1]

П.Х.: Анна Эйнборг, выставившаяся в «Konsthall C» в августе 2006 года, как раз перед последними выборами, занималась именно этими проблемами. Ее «Профилирование граждан» можно рассматривать как концептуальный подход к понятию «folkbildning». Работа состоит из передвижного офиса, информирующего людей о происходящем сегодня перераспределении и сдвигах власти между государством и личностью. И этот офис сообщает людям, в каких учетных списках они значатся и что они с этим могут поделать. Мы показали эту работу в «Konsthall C», но еще и на Фестивале Культуры в Стокгольме, где посетители могли принять участие в дебатах с политиками о надзоре и по вопросу о том, в чем состоит справедливое общество.

Ф.Й.П.: Можно было бы сказать, что она задействует инструментальный взгляд на культуру, который кажется особенно привлекательным государственной власти, но привлекает внимание к тем учреждениям, которые эту самую власть поддерживают. Если это искусство в интересах людей, то это интерес, явно находящийся в конфликте с интересами государства. Таким образом, это критическое искусство в прагматической традиции «folkbildning». Еще его можно истолковать и как стремление к (нереализованному) состоянию, где эти интересы совпадают. С другой стороны, можно оспорить такое толкование, заявив, что настоящий интерес искусства состоит не в противоборстве с обществом таким прагматическим способом, но скорее в утилизации и повторном использовании политических символов, в их опустошении и придании им нового содержания.

П.Х.: В своей практике я постоянно возвращаюсь к государству всеобщего благоденствия, чтобы увидеть, как можно заново использовать и интерпретировать эту модель и связанный с ней опыт. Противоположностью ностальгии был бы полный отказ от традиции в соответствии с революционным, авангардным чувством, взывающим к тотальным изменениям. Я же предпочитаю повторное использование и сопоставление различных аспектов реальности, нередко с использованием исторических и политических обоснований, на которых зиждутся инфраструктура, городское планирование и архитектура. Одним из примеров этого может послужить работа «ОПЦИЯ», сделанная для «Индекса», Шведского Фонда Современного Искусства, и выставка «Чтобы ни случилось с социал-демократией» в Rooseum’е (Мальме). «ОПЦИЯ» берет за основу тяжеловодный ядерный реактор R3, снабжавший теплом южный район Стокгольма Фарста в 1964-74 гг. Этот реактор был частью «шведской политики», сочетавшей программу развития мирной атомной энергетики с военными задачами. Свобода действий заключалась в компромиссе, объединившем как противников, так и сторонников создания шведской атомной бомбы.

Можно назвать это контр-авангардным подходом, где я исследую – но также использую – компромисс как художественный и политический механизм. Работа состоит из видео, где я беседую с Бенгтом Горанссоном, который в 1958 году, будучи председателем конгресса, где этот вопрос грозил расколоть социал-демократическую партию, посоветовал Олофу Пальме пойти на компромисс. Кроме того, в работу входит записанный разговор с журналистом Кристером Ларссоном, который в 1985 году потребовал от Пальме отчета об атомной военной программе Швеции. Таким образом, на мой художественный подход к форме повлияло содержание, имеющее отношение к конкретной политической модели. То же самое относится и к «Konsthall C». Можно сказать, что я использую такой концептуальный подход к политической ностальгии, который, как я надеюсь, сегодня продуктивен.

[1] Folkbildning («народное образование») исторически было способом дать рабочим возможность повысить свои знания путем посещения свободных уроков, различного рода ассоциаций, библиотек и проч.

Февраль 2007

Пер Хассельберг – художник и директор-основатель «Konsthall C»
Франс Йозеф Петерссон – независимый писатель и критик.