1. Я не знаю ответа. Возможно, мы и можем изменить мир, не прибегая к захвату власти. А возможно и нет. Исходный пункт – думаю, для всех нас – неуверенность, неизвестность, общий поиск пути дальнейшего продвижения.
2. Мы ищем этот путь, т.к. все более отчетливо понимаем, что капитализм – это катастрофа для человечества. Радикальное изменение общественного устройства, т.е. революция, необходимо сейчас как никогда. И, чтобы стать эффективной, эта революция должна охватить весь мир.
3. Однако вряд ли мировую революцию возможно совершить одним махом. Это означает, что единственный способ понимания революции – это представить ее как революцию “щелистую”, происходящую в “щелях” капитализма, революцию, которая захватывает мировые пространства, несмотря на все еще существующий капитализм. Вопрос в том, что именно следует понимать под этими “щелями”, рассматривать ли их в качестве государств или в каком-то ином ключе.
4. В своих размышлениях мы должны отталкиваться от той точки, в которой находимся, от многочисленных восстаний и актов неподчинения, приведших нас в Порто Аллегро. В мире постоянно происходят подобные восстания, многие люди готовы сказать “НЕТ” капитализму: “Нет, мы не согласны проживать наши жизни в соответствии с предписаниями капитализма, мы будем делать то, что сами сочтем нужным и желательным, а не то, что нам велит делать капитал”. Иногда нам кажется, что капитализм – это всеохватывающая система господства; мы упускаем из виду, что такие восстания вспыхивают повсеместно. Порою они настолько крохотны, что даже сами участники не видят в них отказа от капитализма. Однако нередко эти восстания представляют собой коллективные проекты, нацеленные на поиск альтернативного пути; а иногда они разгораются до масштабов Lacandon Jungle или “Аргентиназо”[1] трехлетней давности, или же бунта в Боливии, имевшего место год назад. Отличительная черта всех этих актов неподчинения – стремление к самоопределению, импульс, побуждающий сказать: “Нет, вы не будете указывать нам, что делать – мы это решим за себя сами”.
Такие отказы могут рассматриваться как трещины, сбои в системе капиталистического господства. Капитализм – это (в первую очередь) не экономическая система, а система управления. Капиталисты посредством денег управляют нами, веля нам делать то-то и то-то. Отказы подчиняться подрывают власть капитала. В связи с этим вопрос для нас ставится следующим образом: как возможно приумножение и расширение этих отказов, этих трещин в системе доминирования?
5. Существует два способа мыслить эту проблему.
а) В соответствии с первым, подобные движения, практикующие неподчинение, не могут считаться зрелыми и эффективными, пока они не будут сфокусированы на конечной цели. Дабы приобрести эффективность, им следует сосредоточиться на приходе к государственной власти – либо путем выборов, либо посредством свержения существующего государственного строя и установления нового, революционного. Организационная форма, способная привести к данной цели – это партия.
Вопрос о приходе к власти – это не столько вопрос о будущих намерениях, сколько о нынешней организации. Как нам следует организовать самих себя в настоящем? Следует ли присоединяться к партии как организационной форме, которая фокусирует наше недовольство на захвате государственной власти? Или эта самоорганизация должна проходить в иной форме?
б) Второй способ размышлять об экспансии и расширении движений неподчинения значит сказать: “Нет, не следует впрягать их в одну партийную упряжку, они должны свободно процветать, идти любым путем, которым поведет их борьба”… Это не означает, что не должно быть вовсе никакой координации, но ее должно быть значительно меньше. Главный ориентир – не государство, а общество, которое мы хотим создать.
6. Главный аргумент против первой концепции заключается в том, что она ведет нас в неверном направлении.
Государство – это не вещь, не нейтральный объект. Это форма социальных отношений, форма организации, способ ведения дела, который в течение столетий развивался в целях обеспечения власти капитала. Если в своей борьбе мы фокусируемся на государстве или принимаем его за главный ориентир, важно понимать, что государство втягивает нас в определенную колею… Прежде всего, оно стремится насильственно отделить нашу борьбу от общества, превратить нашу борьбу в борьбу “во благо”, борьбу “во имя”. Оно отделяет лидеров от масс, представителей – от представляемых, нам навязывается иной тип рассуждения, иной тип мышления. Нас втягивают в процесс примирения с реальностью, которая есть на самом деле реальность капитализма, т.е. форма социальной организации, основанная на эксплуатации и несправедливости, на убийстве и уничтожении. Нам также навязывается пространственное определение, четко отграничивающее территорию государства от внешнего мира и проводящее ясное различие между “гражданином” и “иностранцем”. Нам навязывается пространственное определение борьбы, пресекающее любые надежды на соответствие глобальным перемещениям капитала.
В истории государственно-ориентированных левых есть одно ключевое понятие, а именно, понятие предательства. Снова и снова лидеры предают движение, и вовсе необязательно оттого, что они плохие люди. Это происходит потому лишь, что государство как форма организации отделяет лидеров от движения и вовлекает их в процесс примирения с капиталом. Предательство уже задано самим государством как формой организации.
Можем ли мы этому противостоять? Безусловно! Мы можем отказать государству в праве определять лидеров или же постоянных представителей движения, мы можем не позволить делегатам вступать в тайные переговоры с представителями государства. Но это ведет к осознанию того, что наши формы организации отличаются от форм организации государства, что между ними нет симметрии. Государство – это организация “во благо”, а то, чего хотим мы – это организация самоопределения, форма организации, позволяющая нам артикулировать наши желания, наши решения, все, что мы находим необходимым или желательным. Другими словами, то, чего мы хотим – это форма организации, для которой государство не является главным ориентиром.
7. Довод против принятия государства за главный ориентир ясен. Однако как быть с другой концепцией в целом? Довод в пользу ориентации на государство можно рассматривать как “стержневую” концепцию развития борьбы. Предполагается, что у борьбы есть стержень – захват государственной власти. Сначала мы концентрируем все наши усилия на захвате власти, для этого нам и нужна организация. Затем, как только мы достигаем желаемого, можно подумать и об иных формах организации, о революционизировании общества. Сначала мы движемся в одном направлении – с тем, чтобы потом суметь двигаться в другом. Проблема в том, что динамику, приобретенную в первую фазу, сложно или невозможно “погасить” во время второй.
Противоположная концепция фокусируется непосредственно на типе общества, которое мы хотим создать, без прохождения стадии государства. Здесь нет никакого стержня: организация непосредственно связана с теми социальными отношениями, которые мы хотим создать. Если первая концепция предполагает, что радикальная трансформация общества должна произойти после захвата власти, то вторая настаивает на том, что трансформация должна начаться уже сейчас. Революция не тогда, когда наступит подходящее время, а революция здесь и сейчас.
Эта революция “здесь-и-сейчас” есть прежде всего стремление к самоопределению. Самоопределение не может существовать в условиях капиталистического общества. А что может и действительно существует – так это стремление к социальному самоопределению: движение против чужых решений, против решений, принимаемых другими. Такое движение неизбежно носит экспериментальный характер. Однако три положения здесь очевидны:
а) Стремление к самоопределению – это движение против предоставления другим возможности решать за нас. Т. о., это движение против представительской демократии и за создание некой формы прямой демократии.
б) Стремление к самоопределению несовместимо с государством, которое является формой организации, решающей за нас, а потому исключающей нас.
в) Стремление к самоопределению не имеет смысла до тех пор, пока оно не возводит в центральный принцип самоопределение нашей работы, нашей деятельности. Оно неизбежно направлено против капиталистической организации труда. Т.о. речь идет не просто о демократии, но о коммунизме, не просто о восстании, а о революции.
8. Для меня эта вторая концепция революции есть как раз то, на чем следует сконцентрироваться. Отрицание государственно-ориентированной концепции вовсе еще не означает, что противоположная концепция лишена проблем. Я вижу три принципиальные проблемы, ни одна из которых, впрочем, не может послужить поводом для возвращения к идее захвата государственной власти.
а) Во-первых, как быть с давлением государства? Я не думаю, что мы должны вооружаться с тем, чтобы одержать победу над государством в открытой конфронтации: вряд ли мы сможем победить. И потом, это в любом случае приведет к воспроизводству тех самых авторитарных общественных отношений, против которых мы боремся. Также я не думаю, что ответ заключается в том, чтобы контролировать государство, взяв под контроль армию и внутренние войска: использование армии и полиции “на благо народа” приведет к конфликту с теми, чья борьба связана с нежеланием видеть кого-то, кто действует им “на благо”. Это оставляет нам единственную возможность: попытаться найти другие способы “отговорить” государство от применения по отношению к нам силы. Возможно, придется прибегнуть к некоторого рода вооруженному противостоянию (как это было в случае с сапатистами), но, прежде всего, необходимо полагаться на действенность интеграции восставших в сообщество.
б) Во-вторых, сможем ли мы развить альтернативные формы труда внутри капиталистического общества? И до какой степени нам удастся создать альтернативные формы общественной связи между различными видами деятельности – иные, нежели “стоимость”? Многие эксперименты указывают направление для принятия возможного решения (fábricas recuperadas, “возвращенные фабрики” в Аргентине[2], к примеру). Такие возможности целиком и полностью зависят от масштаба самого движения. Тем не менее данный вопрос остается главной проблемой. Как нам следует мыслить общественное устройство производства и распределения, идущее снизу (от мятежных островков капитализма), а не от центрального органа планирования?
в) В-третьих, какой должна быть организация самоопределения? Как нам организовать прямую демократию в масштабах, выходящих за пределы местного уровня? Классический ответ на этот вопрос – идея Советов, связанных Советом Советов, куда Советы направляют делегатов, которые могут быть немедленно отозваны. В основе своей эта идея представляется верной. Однако ясно, что даже в малых группах проведение в жизнь демократии всегда проблематично. Так что единственный способ осуществления прямой демократии – непрерывный процесс экспериментирования и самообразования.
9. Можем ли мы изменить мир, не прибегая к захвату власти? Единственный способ узнать ответ – это проверить.
[1] Восстание в Аргентине, вспыхнувшее в декабре 2001 года.
[2] Фабрики, захваченные и управляемые рабочими.sity of Puebla (Mexico).