“Наше сознание возникает там, где ощущаются жизненные диссонансы, сигнализируя о них, оно требует их устранения”, – писал в свое время Александр Воронский, марксистский критик 20-х гг., определяя роль искусства в познании общества. Творческий акт, прежде всего, преследует цель разрушения подавляющей монополии общепринятых правил для восстановления относительной гармонии между нами и средой. Сегодняшняя жизнь не может не провоцировать поиск самых смелых методов для поиска утерянного равновесия эстетического чувства автора. Всего несколько секунд остается для маленького взрыва. Щелчок – и невыносимый запах органических газов заполняет пространство. Это фарт-бомбз, взрывные вонючки, которые можно купить в каждом магазине “смешных ужасов”. За обладателем бомбы остается главное и определяющее – право выбора пространства. Прокуренное арт-кафе, темный кинозал или пафосный круглый стол проституированного “экспертного сообщества” – любое помещение пригодно для создания новой ситуации, для придания нового, неуловимого и критического, измерения всей этой идиотической и возмутительной действительности. Запах этой штуковины способен создавать самые неожиданные варианты прочтения, казалось бы, навсегда присвоенного общественного пространства. Решительно требуя собственного устранения, бомбы-вонючки способны радикально демократизировать любое авторское общественное событие, даря уникальную возможность неочевидной собственной игры каждому своему обладателю.

Последовательность обстоятельств, создающих устойчивые формы общения и поведения – лекции, “надлежащим образом” построенные диалоги, очереди и прочее – определяют общее положение, в котором от нас, как правило, зависит лишь правильное заполнение контролируемого властью пространства. Опасность, экстренные ситуации, доводят эту зависимость до предела, в то же время обнаруживая шанс для радикального изменения собственного положения и положения других через неочевидное и непредусмотренное действие.

Работы Давида Тер-Оганьяна нравятся мне именно этим приглашением к диалогу о поведении каждого в момент, предшествующий “взрыву”. Муляжи и эскизы бомб, тревожные силуэты, нервные подвижные тени способствуют максимальному приближению взгляда, настраивая на сосредоточенный лад, взывая к неминуемой персональной ответственности за происходящее здесь и сейчас.

В определении жизненного пути, как известно, важнейшую роль играет школа. Именно здесь для большинства тинэйджеров постепенно открывается картина мира, опутанного сетями хитроумного и циничного заговора против нестандартного поведения и критического восприятия действительности. С этого времени начинаются взаимоотношения человека и бомбы, – взрывоопасной штуковины, опасной игрушки-сюрприза для окружающих. Звук взрыва приносит не только внутреннюю радость самостоятельного поступка, но и минутное счастье от ощущения мгновенных трансформаций отношений с находящимися рядом, сверстниками и учителями. Взросление приносит с собой лишь усложнение форм обращения с “бомбой”, усиливая внутреннее переживание трагической дисгармонии общественных отношений.

Согласно социологическим опросам, 2004 год в сознании масс был прочно связан с переживанием огромного количества взрывов, пришедших как будто ниоткуда. Их анонимность и бессмысленность обозначила бесконечное множество вопросов, привлекая внимание вчерашних школьников. Недаром в Германии и Италии власти призывали граждан отказаться от покупки новогодних петард, призывая отдать отложенные на них деньги в пользу пострадавших от недавних катастроф. В этой филантропии, гуманно призывающей к подобной “демилитаризации”, можно усмотреть своего рода аллегорию. Если мы не находим своих бомб, на нас обрушиваются чьи-то еще.