Зачем говорить о «сообществе»? В этом слове, в его повседневном употреблении, есть одновременно ноты ностальгии и почти недопустимой патетики.
Мы постоянно слышим банальные слова о «международном сообществе», о «научном сообществе», об «экспертном сообществе». Можно ли придать этому слову какой-то другой смысл, который бы не был простым указанием на некие атрибуты индивидов, или же на факт объединения малых «групп», «обществ» и «коллективов» в более сложные конфигурации? Даже в таком употреблении сообщество не совпадает ни с «обществом», ни с «группой», ни с «коллективом», скрывая в тени своих общих мест блуждающие значения, которые способны ввести нас в эпицентр политической и философской мысли последних десятилетий. Для нее привычная оппозиция коллективизма/индивидуализма представляется, уже слишком наивной. Ныне коллективности тщательно моделируются Властью, а индивидуальности взращиваются «невидимой рукой» Рынка. И коллективизм, и индивидуализм не смогли стать чем-то большим, чем чахлыми побегами определенного рода «биополитики», стратегий контроля масс, которые затрагивают не только сознание, но и саму жизнь, тело, его базовые привычки и автоматизмы.
Что же остается сегодня после завершения «эпохи глобального противостояния», когда эти биополитические постройки начинают стремительно расшатываться? Между людьми, безусловно, остается нечто общее, – то, что они друг с другом разделяют. Вряд ли это то, что при демократическом обсуждении принимается всеми как «консенсус». И можно ли просто сказать: «Это то, что объективно нужно всем, независимо от формальных демократических процедур?» И то ли это общее, чем все могут пользоваться как «общим благом»? То, что аффективно «затрагивает» всех, или же то, что отвечает нашим рациональным интересам? Можно лишь сказать, что это общее, как и сообщество, в котором оно разделяется, не есть «закон» или «правило», а скорее исключение, которое нельзя присвоить. Им невозможно управлять, кто бы не претендовал на это управление – ностальгия по якобы «утраченной» близости и теплоте общения, или же глобальная биополитика, которая вбирает в себя – как источник энергии – теплоту плотно сгрудившихся жизней, охваченных страхом, перед все новыми и новыми угрозами. В этой неуправляемости сообщества следует видеть возможность его прихода – как практики жизни, упорствующей в своем неподчинении.
