Затертое между 9 сентября и вторжением в Ирак, аргентинское восстание 2001-2002 кажется принадлежащим далекой истории, хотя его события произошли совсем недавно. В середине девяностых Аргентину превозносили как экономическое чудо. Чтобы стимулировать приватизацию аргентинской экономики после периода военной диктатуры и загнивающей национализированной экономики, Международный Валютный Фонд (МВФ) и другие организации поддерживали долларизацию песо, предоставляя Аргентине огромные ссуды. Однако к декабрю 2001 года дотации МВФ иссякли. Песо рухнул. Безработица и задержки зарплаты росли как на дрожжах. Боясь очередей в банках, правительство заморозило счета. В банкоматах кончились деньги. В магазинах отказывались продавать товары. Президент подал в отставку. За месяц внешний долг Аргентины достиг суммы в 132 биллиона долларов. Миллионы людей по всей стране вышли на улицы, скандируя: «Que se vayan todos!» («Долой дармоедов!») и стуча в горшки в знак протеста. Пустота власти, образовавшаяся как в результате правительственного кризиса, так и после изъятия вкладов, создала необходимость в радикально-демократических инициативах «по самопомощи» снизу: соседи организовывали учредительные собрания, точки товарообмена и общественные столовые; заводские рабочие, после того как дефолт распугал хозяев, захватывали фабрики. Разнородность восставшего множества объединила не только негативная (разрушительная, насильственная) критика, но и экзистенциальная необходимость построить нечто альтернативное безнадежной системе.

На сегодняшний день состоянию внутреннего кризиса придается форма чрезвычайного положения на оккупированных территориях, наподобие перманентных горячих точек, как в Газе или Ираке. Однако кризис 2001-2002 в Аргентине – повлекший за собой крах аргентинской экономики и приведший к восстанию – по-прежнему крайне значим. Он показывает, как частичный и полный крах может происходить в обществах, расположенных на внутренней периферии глобального капитализма, обществах, вступивших на путь политико-экономической либерализации. Но что еще важнее, он позволяет нам задаться вопросом, что происходит с революционным потенциалом, высвобожденным кризисом и экономическим крахом неолиберализма. Рассеивается ли он бесследно после того, как «поломка» «взята под контроль»? Или превращается в какую-то иную форму несогласия? Если совсем коротко: становится ли революция сопротивлением? И каким образом эти формы сопротивления ретерриториализуются? Применимы ли они в глобальном масштабе как инструменты изменения, вне зависимости от того, как его называть: революцией или сопротивлением?

Сцена культурного производства – одно из важнейших мест для таких революционных потенциальностей и стратегий сопротивления. Таков был и случай с Аргентиной.

Инициированный Андреасом Сикменом и Алисой Крейшер, проект «exArgentina» исследует высвобожденные кризисом политические и художественные субъективности. Проект состоит из двух частей, а именно, конгресса, проведенного в ноябре 2003 года в Берлине и выставки, проведенной с марта по май 2004 года в кёльнском Музее Людвига. Вместо того, чтобы функционировать как «Аргентина-шоу, представляющее молодое искусство (и теорию) из небезопасной страны», и конгресс и выставка «собрали художников и группы из Аргентины и Европы, которые выражают свое видение последствий международной финансовой и экономической политики и её неолиберальной идеологии. Используя экономический кризис и восстания в Аргентине в декабре 2001 в качестве отправной точки, [теория и произведения] обращались к проблемам изображения и визуализации политической и экономической реальности, [вскрывая] соответствия ‘кризису’» (подробнее см. на сайте www.exargentina.org).

 

Пер Артема Магуна