Петр Быстров (П.) …Лена Ковылина – моя женщина – не создает мне никакого комфорта в жизни, ноль целых, ноль десятых комфорта. Только дискомфорт. Но лично меня мотивируют ее бесконечные требования, претензии, какие-то условия, которые она ставит. Меня это мотивирует на личный рост. В отличие от всех парней, – которые просто засели дома, и спят, едят (никто не умер, не деградировал, но все отдыхают, все впали в зимнюю спячку). Потому что их девушки им это позволяют. Лена – человек, за которым мне все время приходится бежать, догонять. Она – человек, который не уступает, а в чем-то превосходит меня по энергии. Это человек, который сделал сам себя. Она постоянно, как барон Мюнхгаузен, вытаскивает себя за волосы. В ней есть сила идти на риск, где-то побеждать, что-то проигрывать, ставить какой-то эксперимент. Поэтому для меня наша любовь и наши отношения совершенно отличаются от отношений моих друзей с их девушками, которые, на мой взгляд, занизили планку эксперимента, риска, решили отдохнуть.
Цапля (Ц.) Последнее время ты больше участвовал в лениных проектах – как ассистент, и меньше занимался своим искусством, хотя по российским меркам ты, как член группы “Радек” и самостоятельно работающий художник, вполне успешен. Выходит, что ради ваших отношений ты готов быть на вторых ролях?
П. Я могу быть на вторых ролях, я могу себе это позволить. Меня всегда в культуре привлекали те фигуры, которые не реализовали себя даже на половину – относительно тех задатков, которые они имели.
Ц. Кто, например?
П. Я могу привести примеры, но это только затуманит восприятие моего тезиса. Есть такие люди, демонстрирующие какой-то надлом, какую-то силу, готовность к броску, который они так и не реализовали. Конечно, есть сила в слабости. Большая сила. И большой человеческий ресурс содержится в том, что ты делаешь меньше, чем можешь. Я сам почти на год ушел от своих личных занятий искусством, от своих амбиций для того, чтобы ассистировать, заниматься технической работой для Лены. В отказе может содержаться определенная сила. Чтобы быть лидером, сильным и самостоятельным человеком, не обязательно грести под себя. Близкие отношения требуют от человека определенного самоотречения – в плане времени, в плане здоровья, и чего угодно.
Ц. Ты почти на год забросил свою карьеру. Это дало тебе что-то, чего бы ты не получил, если бы этого не сделал?
П. Конечно.
Ц. Твое желание назваться Петром Ковылиным. Что тебя заставило? То есть, ты сразу решил разыграть ситуацию, противоположную традиционному браку, – когда общество вынуждает женщину отказываться от своего имени, тем самым признавая главенство мужчины?
П. Нужно сказать, что Лена недолго ощущала себя главнее в отношениях с человеком, который захотел назваться ее фамилией. Она не была этим горда или рада этому. Она сразу выставила мне претензию, что ей будет это мешать. И в то же время для меня – как ни странно, поскольку я вовсе об этом не думал – это был какой-то карьерный ход. В этом весь абсурд.
Ц. Почему?
П. Отчасти это был способ идти к горе. Если гора не идет к Магомету, то Магомет сам идет к горе. Это был очень сложный проект. Я решил, что я должен влюбиться в девушку. Я выбирал: сначала общался с одной девушкой, потом с другой, в конце концов, случайно в Вене познакомился с Леной. У меня возник план, что я должен начать жить вместе с ней, что она станет моей женой, и у меня больше никого не должно быть. Объяснить это невозможно – для этого нужно очень глубоко копать в мою жизнь. Это, наверное, будет делать мой биограф, но не ты сейчас. Просто я решил вступить с человеком в близкие, глубокие отношения.
Ц. Так ты мне скажи, ты влюбился или это был эксперимент: сможешь ли ты влюбиться, и вступить во взаимодействие с другим человеком, который довольно мощный и серьезно опытнее, чем ты?
П. Влюбиться можно в кого угодно, и в этом смысле рациональный конструкт предшествовал. Мне было интересно для самого себя создать такие условия, в которых бы я влюбился. Потом, естественно, я влюбился, – но изначально это был дискурсивый проект. Я предложил Лене вступить в такие отношения, которые бы никак не читались в виде уже известного жанра. Это должны были быть отношения не любовников, не влюбленных, не партнеров. Наш проект заключался в том, что мы ходили к так называемым “экспертам” – людям, которые давали нам советы, что нам делать для того, чтобы не влипнуть в любовь, в рутину, в быт. Мы создавали такие отношения, которые бы невозможно было охарактеризовать извне. Мне всегда нравятся ситуации с неоднозначными идентичностями. Меня интересовало форсирование внутренних “ошибок”. Казалось бы, все очевидно. Я пишу Лене письмо: “Привет Лена и ту-ту-ту”. Ожидания не заставляют себя долго ждать. И в этом смысле, влюбиться легко. И вызвать взаимную любовь тоже легко. Куда более интересно и сложно “портить” самому себе эту простую картину. Я хотел сделать такие отношения, которые длятся во времени, имеют какие-то перспективы, но о которых нельзя однозначно сказать, каковы они, и кем приходятся друг другу эти люди.
Ц. А сейчас? Как быстро вы влипли в “норму”?
П. Я не буду это отрицать, это так. Просто оказалось, что это все равно, что ходить по воде. Как долго ты можешь это делать? Какие-то доли секунд – но выигрывает тот, кто делает это чуть-чуть дольше. Важен сам факт прецедента: если людям удалось создать нечто иное по отношению к абсолютному большинству людей. Важно преодолеть типические, абсолютно стандартизированные формы сообщества между мужчиной и женщиной. Для меня абсолютной ценностью, которой я не прочь посвятить свою изобретательность, ум и время своей жизни,является попытка создать альтернативные формы сообщества. Не для блага людей, а для самого себя. Мне просто неинтересно, если моя девушка будет мне готовить обед, и смотреть на меня, открыв рот. Естественно, мы сейчас вошли в какой-то более или менее привычный режим, но мы не живем ни в одном доме, даже в одной стране, и, когда мы встречаемся, это эйфория.
Ц. Т.е., вы вступали в отношения, в которых максимально проявлялась сила каждого?
П. Да, мы проводили такую картографию, мы хотели исследовать, вскрывать такие гейзеры, подводные источники, силовые поля друг друга. Предельно накалять обстановку для того, чтобы добиться чуда, потому что человек в экстремальной ситуации может в чем-то признаться или сделать какое-нибудь предложение.
Чем меньше вызова, чем больше рутинного спокойствия, тем люди меньше думают. Идея была в радикализации повседневности с целью выявления личностных ресурсов каждого.
Ц. Скажи, а в этой ситуации есть победители и побежденные?
П. Я в этих категориях не мыслю. За полтора года, что мы общаемся, я очень сильно изменился. Я сделал массу вещей, которые я в жизни никогда не делал раньше. Например, если меня кто-то оскорблял, то я этого человека или бил, или больше не общался. Я недавно смотрел один мультфильм, в котором мальчик зашел к ведьме в маленький домик, и выяснилось, что изнутри это огромный дворец. В мультике это называлось “фокус”. Так и в человеческих отношениях: ты видишь что-то одно, и оотносишь свои силы с этим, а оказывается абсолютно другое. Сначала я надеялся на блицкриг. Я не случайно подвожу военную терминологию. Я вообще всегда думал: любовные отношения – это война или союзнические действия?..
И до сих пор я не могу ответить на этот вопрос.