Проблема классов в современном обществе – наиболее частый и распространенный упрек левым. “Где ваши классы? Покажите нам тот угнетенный, и при этом наделенный особым историческим потенциалом класс, который сможет стать революционным субъектом!” Часть левых аргументировано возражает: рабочий класс передислоцировался в процессе установления международного разделения труда, или же говорят о том, что очевидности постиндустриализма – эффект определенного – медийного, идеологического – вытеснения темы производства, а с ним и фигуры рабочего из общества, центрированного на потреблении. При этом оппоненты левых почему-то не задают вопросов о том, где же современный господствующий класс? Ибо его присутствие более чем очевидно – современная сверхкрупная буржуазия давно утратила скоромность, и явление Капитала в СМИ сейчас обставляется с пышностью религиозной церемонии. Если сверхкрупный капитал так открыто маркирует себя, противопоставляясь, по сути, всему обществу, то именно оно во всей своей тотальности становится угнетенным классом. В этом обществе, отделенном от сверхбогатства настоящей пропастью, все, в известном смысле, являются пролетариями. Усредненное, неравномерно распределенное, анестезирующее “благосостояние” лишь скрывает новые классовые дистанции, которые мы более не способны представить в наглядной форме.

 

Алесей Пензин (А.П.): С чего начался ваш проект, с какими идеологическими ориентациями он связан?

антиджоб 1: Сайт antijob.nm.ru – один из проектов Автономного действия, представленного журналом Автоном (в сети – avtonom.org). Наша идеология скорее анархистская. Когда создавалось Автономное действие, мы не хотели употреблять термин анархизм, посчитав, что сейчас слово анархия слишком перегружено негативными смыслами. Идея антиджоба довольно старая, существует где-то с 2000-го года. Мы публикуем своего рода компромат – список фирм, которые ущемляют права наемных работников. Человек пришел в фирму, его там как-то кинули, он это описал. Помимо этого материала, на сайте есть много теоретических текстов – критика капиталистической системы наемного труда, потребительства, общества спектакля и т.д.

А.П.: Можно сказать, что вы реагируете на какой-то новый срез постсоветсткой действительности, в которой сформировался слой мелких, средних и крупных капиталистов со всем аппаратом, его обслуживающим, все эти фирмы, корпорации, конторы, где отношения сотрудника с работодателем находятся вне зоны действия традиционных для прежних трудовых отношений правил.

антиджоб 1: В самом деле, мы больше ориентируемся не на мониторинг событий на заводах, а именно на офисных работников. Мы хотим выходить на людей, которых интересуют конкретные проблемы, предлагать им варианты борьбы в их частных ситуациях, а дальше предлагать им свое видение положения вещей в целом. Важно формировать классовое сознание этой среды, в которой сейчас отсутствует понимание того, что все места под солнцем уже жестко поделены, и, чтобы чего-то добиться, надо приложить какие-то коллективные усилия. Нужно подсказать им направления общественной борьбы, основанной на осознании того, что есть наши интересы, и есть интересы боссов.

антиджоб 2: Понятно, что сейчас гораздо более сложный и умный капитализм, чем в 19-ом или в начале 20-ого века. Все эти старые расклады – буржуазия, пролетариат, конечно, остались, только они стали гораздо более замаскированными. Перед нами сейчас стоит сложная задача выработать новую теорию, которая бы позволяла опознавать, что сейчас есть пролетариат, а что есть буржуазия.

А.П.: Давайте попробуем начать с этим разбираться. Если принимать предпосылки теории постиндустриального капитализма – то теперь мы имеем такую социальную формацию, в которой важное место занимает нематериальное производство – сектор разнообразных сервисов, масс-медиа и информационные технологии, и очень развит спектр потребительских ритуалов. Соответственно распределяется и рабочая сила. Если брать предпосылки этой простейшей модели, ставшей банальностью на Западе, то какой анализ можно предпринять в постсоветской России? Мне кажется, что здесь мы имеем некую отклоняющуюся и негативную форму этой эволюции. За 10 лет большинство советской индустрии было демонтировано, в какой-то момент заводы просто встали, рабочие превратились в самый проблемный сегмент этого общества. Формирующийся класс крупных собственников просто получал капитал с крушения индустрии, спекулятивно используя полученные за бесценок ресурсы. Соответственно, возникло некое хрупкое подобие “среднего класса” как обслуживающего инфраструктуры крупного капитала.

антиджоб 2: Ты употребил слово средний класс. Это один из краеугольных камней современной либеральной идеологии, и не более того.

А.П.: Согласен. Но как определить этот угнетенный субъект, современный класс наемного труда? Он един, или это несколько разных фракций с разными интересами и сознанием? Насколько само понятие наемный работник может быть одинаково применимо и к рабочим, и к офисным служащим, не слишком ли оно обще, под одной шапкой скрывая совершенно разные вещи?

антиджоб 1: Вопрос действительно запутанный, в нем очень много пропагандистских вещей. В современных текстах анархистских и леворадикальных теоретиков термин рабочий класс обозначает всех наемных работников. Под рабочим мы понимаем любого работника, пусть он работает на заводе, в офисе или еще где-то. Т.е. очень важно, кем он сам себя ощущает – рабочим, или кем-то другим.

А.П.: Хорошо, сравни офисного работника в Москве, и рабочего на каком-нибудь не очень преуспевающем заводе, который получает на несколько порядков меньше, не играет в потребительские игры, ведет совершенно другой образ жизни. Что между ними общего?

антиджоб 2: А все то же самое. У него те же проблемы, что и у парня, который горбатится на заводе: беспредел работодателей, отношение к нему как абсолютно бесправному животному. От того, чем мы занимается, и сколько мы получаем, принцип не меняется – и он, и я наемный работник.

А.П.: Хорошо. Если мы говорим, что существует классовое сознание, которое вы хотите привить, как можно сформировать общую идеологическую структуру, с которой вы оба офисный работник и рабочий с завода были бы солидарны?

антиджоб 3: Мы, например, – и он, и я, – можем просто прекратить делать свою работу.

антиджоб 2: Мы можем одинаковым образом оказывать давление на работодателя, с тем лишь отличием, что офисным работникам одновременно и проще, и сложнее самоорганизоваться. Проще потому что нас в подчинении у работодателя, скажем, пятеро, а на заводе сто человек. А сложнее – потому что нашей прослойке больше промывали мозги, нам прививали индивидуализм и прочее. На заводе ребята, выросшие в рабочей среде, не дадут так просто уволить зачинщиков забастовки, а в офисе, с его корпоративной моралью “Каждый сам за себя” – это происходит легко.

А.П.: Офисным работникам как бы говорят, что за эти большие деньги – по сравнению с другими зонами наемного труда – ты должен быть просто счастлив, что тебя здесь еще держат… Поэтому никаких правил, только деньги как универсальный медиатор. Капитализм в чистом или диком – виде. Но при этом хотят ли офисные люди освобождения, или же просто хотят правил, как на Западе, регулирующих продажу их высококвалифицированного труда?

антиджоб 1: Сейчас вряд ли хотят чего-то другого. Но никто не знает, что будет через 5-10 лет.

антиджоб 2: Работодатели сами роют себе могилу. Тот, кто сидит в офисе на меньших деньгах, – а офисный класс постоянно сравнивает свои зарплаты, очень чувствителен к их самым небольшим различиям, – тот просто в какой-то момент взорвется, это неизбежно. От этого постоянное напряжение. Он сидит в ожидании, но пока еще не дает в глаз своему боссу.

А.П.: Не происходит ли это все в соответствии с классической марксисткой трактовкой мелкой буржуазии? С одной стороны, у этой прослойки обнаруживается сходство с рабочим классом, с другой пока не складывается отчетливая сопротивленческая идеология, и их устремления скорее конформистского плана. Т.е. они не являются самостоятельным классом, а расчетливо присоединяются к той силе, которая в данный момент доминирует. Сейчас доминирует новорусская буржуазия, поэтому они напряжены, но не дают в глаз. Завтра будет подъем рабочего движения, и они будут давать в глаз.

антиджоб 2: Работники офисов это часть рабочего класса. Именно на ней, как на элите этого класса, сфокусирована массированная неолиберальная пропаганда.

антиджоб 3: Это рабочая аристократия, которая действительно боится что-то потерять. В России еще важное отличие – у заводских рабочих крайне низкая мобильность, они почти всю жизнь работают в одном месте. Если его выгоняют, он сталкивается с огромной массой проблем. Если выгонят офисного работника, он пойдет и наймется в другую корпорацию. Еще и отсюда их социальная пассивность.

антиджоб 2: Повторю, опять же, в соответствии с Марксом, офисные работники не являются собственниками средств производства, что позволяет определить их как рабочих. Пролетарий это рабочий, который осознал, что ему нечего терять, кроме своих цепей. Пролетарием может быть и офисный работник, осознавший свое положение. Классовая борьба принимает разные формы – юридические иски, саботаж, или даже нечто уголовно наказуемое. Все это встречается и в офисной среде, и среди классических заводских рабочих.

А.П.: А были ли уже прецеденты удачной самоорганизации офисных работников?

антиджоб 1: У нас был человек, который организовал нечто вроде профсоюза в российском филиале компании Марс. Он стал делать какие-то анонимные листовки и т.д. В корпорации началась паранойя, все подозревали друг друга. В итоге он все же уволился. Или же был анонимный сайт работников Макдональдса, разоблачающий их методы работы с персоналом, они имел большой резонанс в прессе. Правда, это мало что изменило. Очевидно, надо искать какие-то новые способы борьбы для этих зон наемного труда.

А.П.: Интересно, что разнообразию современного наемного труда может соответствовать такое же разнообразие современных левых теорий. Можно, например, предположить, что анархизм и автономизм, как обращенные к более индивидуализованным типам сопротивления, как раз подходит для офисной среды, в которой индивидуализм более развит.

антиджоб 2: Нет, все же автономизм более развитая степень теории. Мутирует само эксплуататорское государство. Любая иерархическая организация типа партии более уязвима например, для спецслужб. По настоящему жизнеспособной является матричные организации – масса ячеек, которые блокируются для достижения одной задачи.

А.П.: Подведем итоги. Учитывая размытость всех этих переходных вариантов и концептуализаций, но и общность некоторых базовых условий, прежде всего факта продажи своего труда, вопрос формулируется так: можем ли мы сформировать основания солидарности этих расколотых фракций наемного труда.

антиджоб 2: Вот именно, расколотых. Расколотых извне, пропагандистски. На самом деле это однородная среда. Нужно вернуть ей это сознание.

антиджоб 3: Все сейчас очень связано: офисный работник-программист в Москве не может делать софт без тех болванок, который делает рабочий на своем далеком заводе. Их продукция завязана одна на другую, и это уже довольно сильное условие для объединения. Точно так же могут быть объединены и способы борьбы. Как рабочий может делать левые болванки, так и программист может делать софт с трудно находимой ошибкой, например. Главное, что объединяет и тех и других понимание того, что тем, кто наверху, одинаково плевать на всех наемных работников. Их выжимают их как лимон. Это объединяет и Васю с завода, и какого-нибудь Диму с конторы.

антиджоб 1: Наша цель – пропагандистская работа, а также работа с конкретными трудовыми конфликтами, независимо от числа их фигурантов, два человека или сотня.

А.П.: Не значит ли это, что ваша цель нормализация трудовых отношений в рамках существующей системы?

антиджоб 1: Конечно, нет. В анархо-коммунистической теории есть термин революционная гимнастика. Сейчас нет объективных условий, чтобы через три месяца сделать социальную революцию. Но революции никогда не получится, если у людей нет опыта социальной борьбы. И эти конфликты мы рассматриваем как подготовку людей к более активным действиям.