Речь, произнесенная в Париже 14 ноября 2003
Мы хотим бороться с капиталом и обновить мир, в этом все мы единодушны. Но, на мой взгляд, это нельзя мыслить как поэтический процесс, поскольку “множество” – это не поэтическое понятие, а классовое. Когда я говорю о множестве как о классовом понятии, я имею в виду, что рабочие сегодня работают и так же, и иначе по сравнению с тем, как они работали несколько столетий назад. Рабочий класс и его классовый состав заметно отличаются в различные периоды, следующие друг за другом начиная с индустриальной эпохи.
Организация труда, безусловно, разительно изменилась с 18-го века до наших дней, равно как политический и технический классовый состав; кроме того, сегодня класс формирует свое классовое сознание совершенно по-другому. Если мы будем использовать понятия рабочего класса и организации труда как гомогенные и однозначные, мы впадем в глубочайшую ошибку.
Я считаю, что после 68-го года и с началом неолиберальной контрреволюции структура организованного труда и, как следствие, организации, создания классового состава радикальным образом изменились.
Фабрика больше уже не стоит в центре производства ценности. Ценность создается задействованием в работе всего общества целиком. Множеством мы называем всех рабочих, задействованных в работе для создания прибыли. Мы считаем, что эксплуатируются все рабочие всего общества в целом: мужчины, женщины, люди, работающие в сфере обслуживания, в медицинской сфере, сиделки, переводчики, люди, работающие в культурном поле, во всех социальных сферах. И поскольку их труд эксплуатируется, мы считаем их частью множества, в виду того, что они являются сингулярностями. Мы рассматриваем множество как многообразие эксплуатируемых сингулярностей. Сингулярности – это сингулярности труда; каждый работает по-разному, и сингулярность – это сингулярность эксплуатируемого труда.
Все это особенно важно иметь в виду, это необходимо подчеркнуть, потому что труд все больше и больше становится нематериальным. Это не означает, что область материального труда не будет расширяться, она очевидным образом расширяется – на фабриках, на предприятиях с потогонной системой, в бесчисленных местах, где работают дети, работают материально. Все это крайне важно. Но что значимо в производственном процессе создания ценностей, так это интеллектуальный труд, труд в коммуникационных сетях, труд изобретателей, труд ученых. Когда Маркс впервые заговорил об индустриальной валоризации, у него перед глазами было 100-200 фабрик, но он точно определил главную тенденцию, и мы должны следовать этим путем. Нужно только добавить еще одно замечание: индустриальный рабочий класс никогда не производил ценности, будучи массой, ценности всегда производились, потому что каждый рабочий в отдельности вносил свою лепту в создание ценностей.
Проблема не в том, чтобы добиться классовой коалиции или обратиться к отношениям, объединяющим рабочий класс и движение движений (блоки формировал Сталин, но не мы); проблема в том, чтобы обратиться к уникальной первопричине ценности, к уникальному качеству труда. Именно достоинство труда дает нам возможность предлагать альтернативные пути для жизни и общества.
Возьмем, к примеру, крестьянство. Крестьян всегда рассматривали как
находящихся вне рабочего класса, как нечто, что должно стать рабочим классом. И это всегда была полная чушь, потому что крестьяне всегда работали, и работали тяжело, работали с вещами, работали как сингулярности. Сегодня мы сталкиваемся лицом к лицу с классом крестьян в странах, которые становятся все более и более нерелевантными для капиталистического развития, и внутри этого класса крестьян
мы видим, с одной стороны, в огромной степени организацию индустриального труда, а с другой – особенность крестьянской работы, каковая является сингулярной, что означает особую связь с природой, делание хорошего сыра, хорошего вина. Это значит обнаружить уникальное качество труда, обнаружить внутри разнообразия, внутри различий общие элементы, которые, конечно же, являются элементами эксплуатации, но с другой стороны – особой способностью крестьян относиться к земле и преображать ее, превращать ее в хороший сыр и вино. Только таким образом можно мыслить отношения с индустриальным рабочим классом (а не с рабочей аристократией), которые не были бы механическими.
С другой стороны, необходимо принять во внимание женский труд. Что это такое? Чем он всегда был в условиях господства патриархата? Он был тайной работой, но работой по созданию отношений. В своей глубочайшей основе. Работой, которая всегда знала, где место носкам[1] в доме. Тайна так называемой домашней работы в том, что она не поддается количественному исчислению. Это качество. Основополагающее качество, сделавшее возможным воспроизведение видов, видов рабочих, видов труда. Каким образом должны мы отнестись к этому качеству, к этой борьбе? Только не как к коалиции: “Присоединяйтесь к женщинам” – пошел на, отвали! И что потом? Да ничего, если нет вот этого глубинного основания: в труде можно обнаружить тонкость и изящество, умение устанавливать связь, создавать отношения. Всякая работа сегодня становится женской (но не спешите впадать здесь в оголтелый феминизм, утверждающий, что между женщиной и мужчиной вообще нет различий!). Любой, кто работал, например, с компьютерами, отлично знает, что значит тонкость и изящество, что значит умение создавать отношения. Производство ценности – это производство избыточных отношений, это лингвистическое производство.
Множество, прежде всего, это классовое понятие, но также и политическое. В той мере, в какой оно является классовым понятием, множество кладет конец рабочему классу как упрощенному понятию, как понятию массы. С политической точки зрения понятие множества кладет конец понятию народа, нации и всего того, что порождено государством, обеспечивая ему основание для представительства.
[1] Здесь Негри отсылает к книге Кристиана Марацци: Il posto dei calzini: La svolta linguistica dell’economia e i suoi effetti nella politica, Bellinzona: Casagrande, 1994.