8 февраля по требованию государственной пожарной инспекции и решением Дзержинского суда была на 90 дней приостановлена учебная деятельность Европейского Университета в Санкт-Петербурге. 18 февраля суд подтвердил это решение. Университет закрыт, занятия в нем не ведутся. Руководство университета заняло крайне осторожную позицию, избегая политической интерпретации происходящего, однако провело все же 19 февраля пресс-конференцию, в которой обвинило неизвестные силы, враждебные кандидату в президенты Медведеву, в желании устроить скандал перед выборами.
Предыстория этого события такова. В 2007 году Университет получил грант Европейского союза на мониторинг предстоящих выборов и обучение наблюдателей. Вскоре один из депутатов Госдумы подал запрос о соответствии этого проекта лицензии университета. В дальнейшем С. Ястржембский и Президент РФ В. Путин упомянули Университет как пример вмешательства ЕС во внутренние дела России и предложили симметричные меры (российские учреждение, проводящие мониторинг выборов в Европе). В течение некоторого времени руководство проекта и университета вызывали в прокуратуру, по-видимому рассматривая возможность открытия уголовного дела. Возможности этой не нашли и решили идти другим путем. В университете появились комиссии Федеральной регистрационной службы, комитета по науке Правительства Санкт-Петербурга и пожарной инспекции. Несмотря на то, что в январе 2008 г. руководство университета закрыло упомянутый проект мониторинга выборов, одна из этих комиссий – пожарная – закрыла университет. Она предъявила список из 52 нарушений пожарной безопасности. Исправление той части из них, которая быстро поддавалась исправлению, не дало результатов – 18 февраля суд подтвердил свое решение вплоть до устранения остальных нарушений. Между тем, оставшиеся нарушения поддаются исправлению медленно и дорого, или не поддаются вовсе (в силу исторического статуса здания). Надо отметить, что за год до этого регулярная проверка пожарной инспекции не выявила в Университете никаких нарушений. В очень многих образовательных учреждениях Санкт-Петербурга пожарная безопасность находится на таком же или более низком уровне, что и в Европейском Университете.
Таким образом, мы имеем дело с типичным для России 2000х годов «рейдом», исходящим в данном случае откуда-то с самого верха «вертикали» или «вертикалей» власти. Новизна здесь только в том, что мишенью здесь стало образовательное учреждение, причем учреждение, ориентированное на международную науку и, с момента своего создания, использующее западную систему образования (учебная аспирантура, кредитная система, американская система оценивания, интерактивное преподавание, акцент на письменные работы и т.д.).
Итак, ближайшим образом, закрытие университета стало частью нового тренда в российской политике, который недвусмысленно следует примеру белорусского президента, уже поспешившего закрыть европейский университет в Минске в 2004 году, развившегося в последний год и выразившегося в борьбе с влиянием Запада: закрытие Британских советов, конфликты с европейскими наблюдателями на выборах, обвинение правозащитников и других либералов в том, что они «шакалят» и т.д. Разумеется, режим не может позволить себе настоящей изоляции от Запада, по двум причинам. Во-первых, он зависит от Запада как от покупателя нефти и газа, как от надежного держателя российских денег, как от инвестора, и как от комфортного места для проведения роскошного отпуска. Во-вторых, он ведет избирательную «модернизацию» страны, то есть проводит ее техническое переоснащение и вводит неолиберальные технократические методы управления (сити-менеджеры вместо мэров, менеджмент, исходящий из задач, финансовая дисциплина и т.д.). Поэтому Европейский университет, по большей части занимающийся высокопрофессиональной, но объективистской социальной наукой либеральной ориентации, чувствовал себя в безопасности, как часть некоего экспертно-технократического аппарата, необходимого технократической власти – и западной, и российской. В большинстве случаев, это такая социальная наука, в которой изучение классовых антагонизмов заменяется анализом индивидуальных стратегий и индивидуального экономического расчета, а демократическая политика понимается как конкуренция элит. Но, как любое серьезное интеллектуальное сообщество, Европейский не занимает, конечно, сугубо конформной позиции, а является местом, где помимо экспертного анализа, существует и критическая дискуссия, и теоретическое обобщение. То есть это классическая полуавтономная интеллектуальная институция, штаб космополитической интеллигенции.
И вот, по этому штабу ударил залп со стороны авторитарного неолиберального режима, страхующегося от идеологического влияния мощного соседа. В перспективе это значит, что автономия интеллектуалов будет разрушена, и научно-образовательные институции будут поставлены под идеологический контроль государства. Но ирония в том, что, во-первых, у нынешней власти нет серьезной, то есть универсалистской идеологии (их национализм сводится к усмотрению всего хорошего в себе и дурного в чужих), а во-вторых, в государственных ВУЗах, в отсутствие западной системы организации образования, царит страшный упадок дисциплины и интеллектуального уровня – об этом свидетельствует хотя бы история с соцфаком МГУ, где власти упорно отказываются заменить декана, уличенного в плагиате (!).
То есть речь на самом деле не идет о навязывании своей идеологии интеллектуалам. Речь идет о разрушении образовательных институций и об отказе от социальной рефлексии. Ведь позитивистский объективизм дает пусть неглубокое, но твердое знание об обществе. А вот социология, приписывающая проценты по звонку из Кремля, или учение о православной духовности русского народа, неспособно дать об обществе никакого знания. Учреждения, где студенты платят взятки за поступление, за экзамены, а преподаватели воруют чужие учебники, не могут транслировать никакой идеологии, однако способны выпестовать циничную, коррумпированную личность, пригодную для работы в госструктурах.
Впервые в новой истории России, скажем так, со времен Николая Первого, власть вообще отказывается от опоры на интеллигенцию и заменяет ее полуобразованным чиновничеством и низкопробной культуриндустрией. Они решили, что обойдутся без социальной рефлексии и развития высокой культуры, пока бизнесмены выстраивают культуру корпоративную, пиарщики – культуру массовую, а неохваченных всегда можно купить на излишки нефтяных денег. Интересно, что при всей антизападной направленности подобных мер, они аналогичны текущим тенденциям во многих странах Запада, где автономия образования разрушается, конечно, не такими варварскими методами, как у нас, но путем технократического переформатирования университетов – их переориентации на самостоятельное зарабатывание денег, навязывания позитивистски-объективистской методологии и т.д. То есть в нашем контексте автономия социальной науки разрушается путем закрытия Европейского Университета, а на Западе она разрушается путем превращения традиционных университетов в учреждения, подобные Европейскому (но без его автономности от спонсоров). Зеркало, работающее «со сдвигом по фазе».
Излишне говорить о том, что ставка на технократию в гуманитарных и социальных науках гибельна. Она неизбежно приведет к нарастанию социальной аномии, распаду институтов и острым социальным конфликтам по первому подвернувшемуся поводу (этническому, экономическому и т.д.). Чтобы это предсказать, не нужно и Европейского Университета…
Теперь к текущей ситуации. Европейский университет, как анклав, не контролирующийся полностью ни российским государством, ни Западом, был, несмотря на свою элитистско-экспертную направленность, зоной автономии для Петербурга и для всей России. Об университете ходили легенды, его упоминал Пелевин он был «модным» местом для молодежи. Здесь проходили конференции, презентации, семинары, объединявшие передовых, неформально и творчески настроенных людей из интеллигенции, студенчества и других социальных слоев.
Университет, с одной стороны, позволял жить в России (пускай на зарплату в 5 раз ниже, чем западная) интеллектуалам, делающим международную научную карьеру, стимулировал к такой карьере все научное и студенческое сообщество. А с другой, он был важнейшим центром социальной мобильности для небогатых студентов из регионов. То есть удар нанесен, с одной стороны, по интеллектуальной элите, патриотически мирящейся со скромным достатком, а с другой, по бедным ребятам из регионов, которые поставили себе в жизни высокие цели. Государство, по сути, устроило локаут против неугодных. Итак, нанесен удар по интеллигенции и студенчеству страны, удар, который является сигналом к подчинению: за ним последует более широкая волна Gleichschaltung, выстраивания, научных и образовательных учреждений. Поэтому группа «Что делать» призывает своих читателей протестовать, оказывать гражданское сопротивление подобным мерам. Пусть у нас мало сил, но их будет становиться все больше по мере дальнейшего остервенения и поглупения властей.