– Меня при том не было, – мы тогда думали здесь свою демонстрацию наладить, – сорвалось! Мало нас было тогда. А на этот год – пожалуйте!.. Увидите!

М. Горький, «Мать»

Сормовская демонстрация 1902 г. – одна из первых массовых первомайских политических демонстраций в дореволюционной России. 1 мая забастовала половина всех рабочих Сормова. Демонстранты шли с лозунгами «Долой самодержавие!», «Да здравствует политическая свобода!» Полиция попыталась разогнать демонстрацию, но получила отпор. При появлении войск демонстранты запели «Вы жертвою пали». Рабочий Заломов с красным знаменем в руках вышел навстречу солдатам. Его схватили. Началось избиение рабочих и массовые аресты. 6 человек были приговорены к пожизненной ссылке в Сибирь. Газета “Искра” опубликовала речи рабочих с предисловием Ленина. События этой демонстрации были описаны Максимом Горьким в романе «Мать».

* * *

Существующие формы протеста – митинг, демонстрация, стачка, забастовка, голодовка – изобретались и не раз обновлялись за многие десятилетия существования интернационального левого движения.

В последние годы общим местом стала констатация малочисленности и неэффективности протестов. Недавний интернациональный опыт обновления тактик и стратегий борьбы, сложившихся в русле «движения Сиэтла», знаком левым в России скорее теоретически.

Не будет слишком рискованным предположить, что изменения техник борьбы происходят параллельно трансформациям в структуре самого общественного производства. Поэтому очевидным становится непростой вопрос: какие формы сопротивления необходимы в наших – постсоветских (постфордистских etc) – условиях?

* * *

В истории левого движения известны случаи проницательного анализа вопросов политической организации: проблема партии, «революционной организации», советов – у Ленина, Лукача, Грамши и других. Однако ряд практик, которые кажутся очевидными, простыми, прикладными, снискали меньшее внимание.

Между тем, текущее ослабление борьбы (в ее массовых формах) обнажает материальный характер организации элементарных политических практик. Возьмем такую распространенную форму протеста, как демонстрация. Демонстрация – это и есть движение, движение по улице капиталистического города, кинетическое воплощение требуемого социального изменения.

Однако традиционно предполагается, что демонстрация – скорее прозрачная репрезентация, выражение идей, настроений, аффектов групп активистов. Предполагается, чем она многочисленнее, тем более серьезные явления она «репрезентирует». Тем большим эффектом воздействия на власть она обладает.

* * *

Сегодня демонстрация стала, пожалуй, преобладающей формой публичной активности постсоветских левых. Но посмотрим, что происходит сейчас на демонстрациях.

Проводятся довольно многолюдные шествия партий вроде КПРФ, переродившихся остатков советской системы, очевидно, уже не являющихся частью левого движения. Эти демонстрации, как правило, носят ритуальный характер, воспроизводя стилистику помпезных шествий канувшей в лету «страны победившего социализма» в виде довольно печального фарса.

Демонстрации некоторых активистских групп представляют собой более позитивную картину. Однако, их «камерный» – во всех смыслах – характер бросается в глаза. Они имеют скорее символическую и ритуальную функцию минимальной репрезентации: левая традиция здесь еще существуют и есть еще люди, разделяющие ее идеи в условиях неолиберальных экс-советских режимов со всеми их антикоммунистическими рефлексами и отупляющей пропагандой.

Это заставляет предположить, что та или иная организация протестов носит не просто инструментальный характер, но имеет собственное значение.

* * *

Проблему собственного значения политической демонстрации помогают обозначить отдельные политизированные художники в своей критической работе, а также некоторые группы активистов.

Назовем некоторые примеры: street-parties «Свои 2000» несколько лет назад, известные акции сообщества «Радек» («демонстрация» при переходе через улицу, а также «голодовка без выдвижения требований»), или популярная сейчас параллельная майская «Монстрация», которую организуют новосибирские художники и активисты.

«Монстрация». Достаточно собрать и процитировать вызывающие хохот надписи на плакатах и транспорантах, чтобы увидеть, что форма этого события принципиально иная.

1.Выражения, а также нечленораздельные восклицания единичной дезориентированной субъективности: «Кто здесь?», «Где я?», «Я сломался!», «Хочу!», «Пью четвертый день», «Есть еще здесь хоть кто-то, кроме меня?», «Смотрю в себя…», «А-А-А!», «Ы-ы-ы-ть!», «Зае», «Бало», «ЭНА ЫБ», «Увы…».

2. Мета-описания того, что могло бы быть написано на плакатах: «Транспорант», «Послание любви и мира», «Антиглобалистский лозунг».

3.Абсурдные синтагмы современной информационной среды: «404 NOT FOUND», «Read me».

4.Пародии на саму форму «мудрого суждения»: «Опарыш – лучшая насадка», «Не яйца красят человека, а человек яйца!», «Жизнь – повидло», «Реальность – удел богов», «Девочка-магнит живет в метро 8 лет».

5.Призывы тавтологического или бессодержательного плана: «Нет колонизации Марса!», «Слава роботам!», «Маю – май», «Мир, Труд, МайЯ», «Землю – крестьянам, небо – инопланетянам».

6.Инсталлированные на плоскости транспорантов обрывки бытовой речи: «Закрыто», «Молоко?»,«Лови коня», «Смывайте за собой», «Как-нибудь так».

Собрание политических монад – с лозунгами либо потенциальными, либо не выражающими ничего, кроме взорванного универсума анонимной человеческой речи. Демонстрация не как исчислимая репрезентация, а как высвобождение движения, заново, с чистого листа, ищущего бреши в стальных декорациях страха и отвращения?

* * *

Возможно, в текучей потенциализации всех форм протеста нужно видеть не только ледяную ночь, поглощающую последние отсветы прошлого, размывающую фигуру рабочего Заломова, в солнечное майское утро 1902 года вышедшего навстречу солдатам с красным знаменем, – но самоценную ситуацию смеха, радости, мысли и страдания, нечто обещающую? Потенциальное всегда связано с мучением, которое оно не способно утолить.

Возможно, через обморочное чувство бессилия, спутанности, растерянности, отчаяния – перед лицом безмерной, идиотической наглости позднего капитализма, нигде не встречающего серьезных преград, бесстыдно резвящегося на всех возможных поверхностях планеты, не боящегося быть застигнутым врасплох, глумящегося над призраками своих прежних врагов, насаждающего молчаливое одичание, – уже проглядывает момент новой великой ясности осмысленного сопротивления, новых форм борьбы, мощного «нет», пересиливающего многоголосое ослиное «да» обезумевших фурий глобального рынка.