Если еще недавно «Чрезвычайное положение», звучало как абстрактное юридическое понятие и напоминало об опыте фашистских режимов прошлого века, то сегодня, в результате недавних катастрофических изменений ситуации, «чрезвычайное положение» снова становится повседневной реальностью, странной новой «нормой», захватывающей все большее пространство жизни. Сегодня эта ситуация для всех нас проявляется, как серый фон жизни: нарастание систем слежения, ограничение перемещений, контроль и приватизация публичного пространства, цензура информации, паспортный режим, обыски и задержание подозрительных лиц, фальсификация выборов – и все это под флагом борьбы за демократию. Причем если раньше чрезвычайное положение было объявленным, то сегодня приостановка действия законов не нуждается в назывании: слепая зона закона распространяется незримо.
В странах бывшего СССР элементы классического «чрезвычайного положения», возникающие, как и везде, в ответ на терроризм и используемые для укрепления автократической власти сосуществуют с (более многочисленными) элементами необъявленного чрезвычайного положения, «беспредела». Эти процессы выявляют схожие, но скрытые от публичного взгляда процессы глобального нео-либерального развития. Эти страны – естественно, не только они – могут быть описаны как “пилотные площадки” для отработки стратегий «чрезвычайного положения» – свободного экспериментирования для нахождения новых возможностей создания антидемократических обществ.
Искусство и культура всегда являются частью ситуации, сложившейся в конкретном обществе. Они оказываются втянутыми в систему биополитического контроля, являясь важными коммуникационными посредниками, обслуживания и декорирования власти. С другой стороны, в культуре сохраняется неподконтрольный потенциал эмансипирующей автономии, который противодействует навязываемой обществу мобилизации, на основе единения с властями. Вся история развития живой культурной традиции демонстрирует нам новые и новые стратегии неподчинения, как господствующей эстетической традиции, так и дискурсу государства в политике и культуре, – своего рода «контр-суверенитет» культуры.
В какой-то момент истории этот потенциал неизбежно окажется важной составляющей той политический силой, которая сможет реально противостоять власти государства, теряющем любые формы легитимности и доверия общества
Рабочая группа «Что делать?»