На Конференции по Художественным Забастовкам, прошедшей в Алитусе в 27-29 июня 2008 года не было принято никакой конкретной резолюции ни во время ни после встречи. По этой причине я беру ответственность сделать несколько субъективный обзор прозвучавших идей с некоторыми даже более субъективными комментариями, что могут вести к более глубокому пониманию противоречий, появляющихся при приближении к подобной теме. Многие из идей, представленных на конференции, я расценил как ключевые в деле подготовки настоящей кампании против механизмов экспансии культурного капитализма – в частности бойкотирования инициативы превращения Вильнюса в Культурную столицу Европы в 2009 году. Поскольку критическая мысль в современной капиталистической Литве очень слаба, были приглашены опытные представители интернационального контекста – те кто был готов к рассмотрению подобной проблемы.

 

Раннее использования понятия “художественная забастовка” и его короткая история

 

“У революции больше нет каких-либо пределов; она должна осмысливаться и готовиться везде – во всех сферах, где человек страстно реализует себя в любом деле, иначе она не одержит победы нигде” – Алэн Жуффруа (“Что делать с искусством?”, 1968).

 

Густав Метзгер в 1974 призвал к первой известной Художественной забастовке и к тому, чтобы прекратить изготовление всякой художественной продукции в период с 1977 по 1980 и сломать, таким образом, международную галерейную систему, но его никто не поддержал, и, вероятно, никто бы так и не узнал об этом факте если бы не вторая художественная забастовка, проведенная в 1990-1993, когда Стюарт Хоум сделал своей задачей распространение идей Метзгера с целью пропаганды против художников и искусства как общественного института. Он был многими поддержан, а идея забастовки – распространена по всему миру интернациональной сетью Неоистов. Некоторые составили себе труд бастовать весь объявленный период.

 

“Серьезная культура” и жизненные вопросы

 

Антитеза искусства и жизни была взята как начальная точка британским перформером Родди Хантер в его совместной лекции-перформансе с Джудит Бодор Хунтер: “Если жизнь в Бахтинском смысле есть мир “познаваемых в действии” то “культура” есть мир, отражаемый в дискурсе”. Таким образом, они подняли сущностный вопрос «какое соотношение или столкновение в жизни (как мира познаваемого в действии) создаст Художественная забастовка как параллель к критике мероприятия ‘Вильнюс’09: Европейская столица Культуры’?». Несомненно, по способу организации забастовка как передовая критика идеологических конструктов, произведет, тем не менее, еще один “культурный объект“ вместо того чтобы нанести ущерб уже существующей системе. Идеальной иллюстрацией безнадежности теоретического описания жизни является пример предоставленный Васси Василжевой (Болгария), ролик, в котором Жак Деррида пытается ответить на простой вопрос о том, к чему любовь…, и выглядит довольно идиотски, отчего начинает злиться. Васся обращается к представлению о любви как сущностного соединительного звена в борьбе со структурами “серьезной культуры”. “Любовь, а не культура оказывается той главной движущей силой, что связывает меня сегодня здесь с вами” – заключила Васся. Это совпадает с выводом, сделанным Родди и Джудит: “Что бы мы ни делали, мы должны содействовать разрыву между “универсализованной и локализованной жизнью” и “культурой”, между “чувством” и “рассудком”, между “этикой” и “эстетикой”. Я полагаю, последние понятия столь же реакционны, как и позиции так называемой “серьезной культуры” в капиталистическом обществе – что способствует дальнейшему отчуждению, но просто высказаны с другой точки зрения. Эмоция не может быть отделена от мысли – это выглядело бы столь же искусственно как мысль без эмоции. Что до всех прочих разрывов – что уже созданы или еще только будут – важнее всего преобразовывать фрагментарность жизни в целое жизни, которое не должно быть отделено от культуры, но, напротив, избавлено от подобных поверхностных инвектив. Здесь следовало бы пойти дальше – к положению, сформулированному Солиус Уюпелкис (Лондон): “Мы снова должны начать говорить об отменяющем систему искусстве. К тому же, как искусство может стать подрывным в отношении существующего общественного уклада? Каковы возможности преобразования повседневности? Иные люди должны быть наконец вброшены в игру – угнетенные или бывшие угнетенными, заинтересованные в социальном равенстве, не обладающие свободным временем для элитных игр престижа и позирования в художественного мира. Безвозмездная кооперация, своего рода экономика дара. Вместо «отказа от искусства» я говорю «искусство отказа». Искусство отказа есть искусство проживания“.

 

Критика роли художника в капиталистическом обществе

 

Во время конференции Каспарас Почиус представил исключительный случай художественного активизма в Литве, который базировался на протесте и борьбе с приватизацией общественных пространств, превращенный затем в репрезентативный национальный арт-проект – «Кинотеатр Литва», представленный парой заслуженных художников Номеда и Гедиминас Урбонас на Веницианской Биеннале. Автор был одним из наиболее активных участников движения, инициированного этими художниками. Его критика была заточена против пустой перформативности так называемого “политического искусства”, которое сейчас достигает новых форм квази-активизма, но столь же манипулятивного в своей сущности. Это заявление вызвало возражение Дмитрия Виленского, предположившего, что природа современного капитализма и публичной сферы более сложна, она не тотально гомогенная и реакционная, и крайне необходимо захватывать средства производства и использовать различные места как пространства борьбы, агитации и пропаганды. Он также заметил, что сегодня наиболее эффективным способом воздействия на изменения системы является комбинация разных стратегий исхода и автономного участия. Следуя публикации Стюарта Хоума стоит заметить, что одним из наиболее существенных моментов сегодняшней борьбы в художественной сфере является “разрушение собственной привилегированной роли художников, как специализирующихся неспециалистов, и Художественная забастовка, проходящая каждые два года, есть способ привлечения их в место, где они смогут выжить в ситуации смерти искусства“. Именно Художественная забастовка, проходящая каждый два года, должна стать местом, где вместо того, чтобы стыдить художников за то, что они делают плохое искусство, они будут порицаемы только за создание галерейного искусства, подменяющего возможность расходовать свою творческую энергию на прямое проживание повседневности.

Также был поднят вопрос отличия искусства от активизма (Йоханнес Пауль Рэтер). Возможным ответом было бы описание отношения между художественным и политическим, принадлежащее Стюарту Хоуму: “Поскольку цель революционной борьбы восстановление нашей человеческой сущности через преодоление всех разделений между физическим, интеллектуальным и эмоциональным аспектами нашей жизни, постольку очевидно мы не можем сражаться с отчуждением только в политике или искусстве по отдельности – напротив, мы должны стремиться выйти за пределы всего капиталистического устройства делений, включая разведение политики и культуры. После 1962 года деборианцы наделяют большей привилегией политику, а после 1966 Флуксус впадают в противоположное заблуждение приоритета культуры; это баланс между верными полюсами, но всегда меняющийся, что мы и должны постоянно отслеживать” (Вступление к литовскому изданию “Нападки на культуру”, 2008). Таким образом, наш путь лежит между искусством и активизмом.

 

Крупнейшая проблема современных художников лежит в их невероятной концентрации буржуазного сознания. Кроме их унаследованного желания высмеивать капиталистическое общество, они обычно не распознают, как их художественная продукция создает и усиливает те же отношения господства и подчинения. При том, что они с трудом выживают при своих профессиональных занятиях, они по-прежнему не хотят расставаться с иллюзией движения к обетованной земле личного преуспеяния. Как Дмитрий Виленский искренне признался – его коллеги пытались отговаривать его от участия в такой двусмысленной конференции, “которая не приносит ни денег, ни славы…”. Мартин Зет, в своей обычной ернической субверсивной манере, пытался предъявить более замысловатые причины отказа от активной позиции: старение («намного приятнее быть революционным, когда ты молод, но лучше вести себя пореакционнее, когда начинаешь стареть»), неопределенность («лучше нанять несколько профессиональных революционеров для борьбы вместо нас») и удержание заслуженных привилегий вместо принятия социальных обязанностей художника… Так что терять особенно нечего, если искусство не имеет никакой роли в капиталистическом обществе, кроме как разыгрывать реальность, и если реальность становится нежелательной, то самым простым будет просто делать вид, что она тоже иллюзорна.

 

Забастовки и мода

 

В заключение хочется привести весьма показательный исторический пример, приведенной Стефани Бензакен: “Согласно Малкольму Барнару (“Мода как коммуникация”), одежда “была призвана не только конституировать и сообщать о позиции в определенном общественном укладе, но также оспаривать и противоборствовать соответствующим властным в нем позициям. Два забастовочных движения иллюстрируют это утверждение: сперва, в 1909 «забастовка швей» в Нью-Йорке, затем в поздних 1920х – ранних 30х волна забастовок на южных текстильных фабриках. В обоих случаях, пресса, освещающая забастовки, была зачастую более заинтересована в том, как одеты женщины, нежели целями, которыми те задавались. Само собой разумеется: забастовщицы тогда вряд ли вызывали уважение как рабочие. В 1909, женщины несколько утрировали свою борьбу, чтобы попасть в моду. У них были шляпы, украшенные многочисленными перьями, искусственными цветами, раскрашенные брови, драгоценности, блузы на шнуровке, меховые аксессуары, французские каблуки. Их красочный вид стал причиной раздора и привел в ярость суфражисток среднего и высшего класса, полагавших, что кричащие тона идут вразрез с целями. Мужчины-лидеры забастовки также не особенно восхищались этим, так как стремились апеллировать к общественной жалости и изображать хилых и придавленных рабочих. Через двадцать лет произошла резкая перемена в стиле, так как дизайн одежды стал культурным феноменом. Забастовщицы были одеты в красное, белое и синее. Они эклектично сочетали рабочий халат – типичная мужская рабочая одежда – и мужскую кепку с заколкой для волос, с украшениями, шелковыми чулками и красной цвета пожарной службы помадой. Два этих стиля могут быть в абсолютном контрасте но, тем не менее, каждая группа создала ‘скрещенный’ стиль, служивший визуальной репрезентацией их культурного статуса как одновременно рабочих и женщин”.

Итак, мы призываем к Художественной забастовке 2009 как настоящему пре/анти /пост–культурному конструированию!

Присоединяйтесь к нам в Алитусе 18-24 августа в 2009 года!

 

Редас Диржис, Центральный Комитет Второй Современной Художественной Забастовки (Алитус), Ноябрь 2008.

 

Редас Диржис (р. 1967) живет и работает в Алитусе (Литва) известен своими социальными интервенциями, перформансами. С 1993 проводит неофициальные интернациональные художественные мероприятия, которые в конечном счете принимают форму Алитусовского Биеннале. Также он связан с такими интернациональными художественными структурами какZCCA-Либушин (Чехия), IAPAO, SPART Action Group.