#19: Перестройка. Опыты поражения

Перестройка – Зонгшпиль. Победа над путчем.

Авторы проекта: рабочая группа Что Делать? (Ольга Егорова – Цапля; Дмитрий Виленский; Наталья Першина – Глюкля; Николай Олейников)

Режиссер: Ольга Егорова – Цапля
Композитор: Михаил Крутиков
Авторы сценария: Цапля, Дмитрий Виленский и Глюкля
Оператор и свет: Артем Игнатов
Звукооператор: Сергей Князев
Декорации: Николай Олейников и Дмитрий Виленский

Наш проект посвящен ключевому эпизоду перестройки в Советском Союзе. Действие фильма разворачивается в августе 1991 года, после победы над Путчем. В этот день небывалого народного подъема казалось, что демократия в нашей стране победила окончательно, и народ сможет и должен построить новое, справедливое общество. Каким оно виделось нашим героям? Это мы и пытались проанализировать в фильме.

Фильм построен как античная трагедия, его действующие лица: Герои и Хор. Наши герои – это пять ключевых персонажей, рожденных Перестройкой, обладающих особым видением своей роли в истории: демократ, бизнесмен, революционер, националист и феминистка. Они действуют и мечтают, анализируют свои поступки, свое место в обществе и свое видение политического развития страны. Хор, представляет собой воплощение общественного мнения, дающее моральную оценку, нашим героям, и который предвидит их дальнейшую судьбу, как бы глядя из современности.

Наш фильм посвящен анализу специфической композиции сил этого важнейшего исторического момента современности, критике политической наивности и
о трудности людей совместно реализовывать свое видение будущего.

Сценарий фильма основан на анализе документов и исторических свидетельств эпохи перестройки.

Хроники Перестройки

Фильм Дмитрия Виленского
Музыка Михаила Крутика

Фильм создан на основе съемок демонстраций в Петербурге в период перестройки с периода 1987 по 1991 год. Материалы предоставлены архивом Петербургской студии Документальных фильмов.

21 августа 1991 года

Действующие лица:

1. Демократ

2. Предприниматель

3. Революционер

4. Националист

5. Женщина

6. Хор – мужчины и женщины в традиционных хоровых костюмах.

7. Группа девочек-волчков – девочки в школьной форме с масками волков, время от времени вмешивающихся в действие.

«Подлинный опыт прошлого проскальзывает мимо…» Эти слова, сказанные Беньямином, имеют самое прямое отношение к феномену перестройки.

Хор современников, стремится выстроить комфортный, пригодный для нужд убогой власти образ перестройки как необратимого движения к капитализму и тем самым легитимировать ничтожество своего бытия. Чтобы заглушить вызывающую непристойность этих голосов стоит обратиться к центральному вопросу, который Беньямин ставит в своих тезисах о истории: «Кто субъект исторического познания?». Для тех, кто берет на себя ответственность за продолжение проекта освобождения, ответ на этот вопрос однозначен – это «сам борющийся, угнетенный класс». Класс-множества людей, ясно осознавших и порывающих с существующим порядком вещей, который сковывает нашу жизнь, наши мечты, достоинство и силу нашего учреждающего труда. Всех тех, кто еще помнит, что значит гордость быть частью человечества, стремящегося к свободе.

Разговор о Next Stop Soviet, политической наивности, что значит пройти через поражение, об усталости и гуманизме, кто меняет мир, тщете, визионерстве, как держать ухо востро и о том какие вызовы стоят перед каждым поколением

Движение “Next Stop Soviet” – это датская инициатива, которая организовала впервые в истории СССР визит тысяч молодых Скандинавов в Советский Союз в 1988. Идея состояла в том, чтобы сломать изоляцию СССР путем установления прямых человеческих контактов и свободного культурного обмена. В результате около 5000 датчан приехали в СССР и сотрудничали с советской молодежью в рамках реализации более чем 100 различных проектов. Датчане жили непосредственно дома у людей, с кем они организовывали совместную работу.

Ungdomshuset (” Дом Молодежи) это популярное имя здания, формально называющегося FolketsHus (“Народный Дом) расположенный на Jagtvej 69 в Копенгагене, который стал с известнейшим местом встреч андеграундных музыкантов и политических активистов с 1982 до 2007, когда здание было сокрушено. Подробности на сайте https://en.wikipedia.org/wiki/Underground_scene

Время как река, которая бесконечно течет через вселенную, и ты никогда не вступишь в одну реку дважды (приписывается Гераклиту).

Как сетевое транспортное средство, Perpetuum Mobile соединяет различные сферы искусства, практики и исследований, существующие в разрозненных институциональных рамках и территориях – оно действует как проводник и мотор для новых форм знания, организации и воображения. Менее чем год назад, Perpetuum Mobile еще не существовало. Возможно, как и физический вечный двигатель, его идеал никогда и не будет существовать. Но как реальный вид транспорта, он уже приведен в движение.

Две декады, отделившие Перестройку от сегодняшнего дня, практически не произвели внятной и осмысленной трактовки перестроечных реформ. В массовом сознании (и просвещенном, и обскурантистском) отношение к этому противоречивому периоду чаще всего подозрительное, порой доходящее до циничного безразличия. Видимо, это скорее результат эмоционального похмелья от исторического проигрыша, каковым (ошибочно) предстает Перестройка в культурной мифологии, нежели продукт рациональных усилий понять ее причины и следствия. Словом, Перестройка пока не удостоилась на исчерпывающего, ни адекватного прочтения. Она словно «подвисла» в интерпретационной пустоте, подобно задвинутой и неудобной проблематике. Тонкий историко-критический анализ Перестройки неудобен никому – ведь ни одна из правящих (или бывших у власти) элит не взяла ответственность за перестроечную встряску: ни организаторы-коммунисты, ни либералы-реформаторы, ни путинские неоконсерваторы. Чтобы как-то компенсировать историческую нечеткость Перестройки, русский социум привык видеть в ней травматическую «зону забвения», разделяющую советский тоталитаризм и постсоветский неокапитализм. Статус выжженной «ничейной земли», навязываемый Перестройке, позволил парализовать те заслуженные упреки, что поколение 2000-х могло бы адресовать предшествующему перестроечному поколению в силу вопиющей исторической безответственности последнего.

Артем Магун: Дорогой Борис! Я решил поговорить с Вами о перестройке:- во-первых, потому, что вы были активным участником перестройки и, с точки зрения нашей группы, остаетесь одним из немногих активистов, кто по-прежнему верен ее эмансипаторному содержанию;- во-вторых, потому что мы с Вами разделяем в основном оценку сегодняшней ситуации в стране, но расходимся в оценке перестройки: я считаю ее своеобразной революцией, а Вы, в своей важной книге, называете ее «Реставрацией».

1. От событий перестройки нас отделяет уже 20 лет – довольно большой исторический срок – такой же, как тот, что отделял саму перестройку от конца оттепели и от событий 1968 года в Западной Европе. Однако специфика серьезных исторических событий – в том, что их значение не заключено внутри них, а определяется постепенно и пост фактум, в зависимости того, как оборачивается история после них (известный апокриф гласит, что Мао, в ответ на вопрос о его отношении к Французской революции, сказал, что судить еще рано). Так, сегодня перестройка, отходя постепенно в историческое прошлое, выглядит иначе, чем 20 лет назад: стал ясен ее разрушительный, катастрофический смысл (о котором в саму перестройку твердили лишь закостеневшие ретрограды), эгоистическая заинтересованность западных властей, которые, хотя и активно помогали России в 1990е, тем не менее явно сыграли на ее ослабление и возвращение в мировую «полупериферию». Ваши собственные работы активно используют, при оценке перестройки, широкий исторический контекст прошлого – и внутреннюю историю Октябрьской революции, которую перестройка завершила, и историю России как «периферийной империи», судьбу которой продолжил поздний СССР.

There are no translations available.

Over the last couple of years several photo albums came out on the unlikely subject of Russian criminal tattoo. These albums, narrating about the Self, body, and totalitarianism, document the marginal yet incredibly powerful visual subculture of the late-Soviet Gulag. Beyond relative visibility of underground Soviet dissident inteligencia of the 1960-1970s, beyond forged by Moscow-based foreign correspondents definition of “Soviet dissident art, these amateur artists of the Gulag engraved bodies of their human canvases with striking by any standards images of grass-roots anti-totalitarian resistance. The owners of these tattoos of outmost anti-Soviet sentiment and grotesque (top Soviet politicians portrayed as pigs or Communist slogans mixed with foul language) for the remainder of their live span became carriers of best examples of truly direct, political, and uncompromising dissent Soviet culture ever produced, and in comparison to which forever pale the most radical works of Soviet non-conformist artists, including Sots Art, looking like toothless jokes for the middle-class at best.

«Можно эффективно иронизировать только над тем,
к чему вы относитесь с истиной теплотой»
Brian Eno, о творчестве группы АВИА.

К началу 1980-х годов в советской идеологии происходят значительные изменения. Вопрос о том, верит или не верит субъект идеологическим высказываниям, становится второстепенным. Куда важнее, что в публичном пространстве эти высказывания воспринимаются как неизменные. Идеологический дискурс все больше описывает не окружающую реальность, а самого себя. В этом контексте возникает новый метод критического отношения к идеологии, основанный не на оспаривании ее догм, как это делалось диссидентами, а на их имитации. Это метод, который можно назвать мимической критикой, не пытается вскрывать фальшивость тех или иных идеологических высказываний системы; у него другая задача – показать, что смысл этих высказываний не в передаче дословного смысла, а в том, чтобы создать ощущение своей собственной вечности. Наибольшее распространение метод мимической критики получает среди некоторых неформальных художников, музыкантов и людей их круга. Главным художественным приёмом здесь становится сверх-отождествление (over-identification) с идеологией – точное воспроизводство ее высказываний и символов, при полном разрушении их смысла. У этого метода несколько преимуществ перед прямой оппозицией системе. Во-первых, власть легко выявляет и изолирует любой оппозиционный дискурс как анти-советский, тогда как дискурс сверх-отождествления с системной риторикой сложно уличить в анти-советскости по определению. Во-вторых, этот подход не требует отрицания всего советского как аморального, что позволяет осуществлять критику советской идеологии, не впадая автоматически в критику коммунистического проекта как такового.

“Я рано научилась говорить “нет”. И назвать себя феминисткой – все равно, что сказать “нет” этому обществу.” (из серии интервью, информант – Н.Б.)

Большинство считает, что феминизм в Россию пришел с Запада, что отечественной культурной и политической почвы для него не существует. Но это не так. Российский феминизм — это просто непопулярное интеллектуальное и культурное движение, которое все же имеет собственную повестку дня и – мало того- прерванные отечественные традиции. Интеллектуально и политически современный российский феминизм начал формироваться именно в перестройку. Хотя и до этого в советском научном сообществе были специалисты по феминистской теории, социологи изучали проблемы неравенства полов и сексуальную эмансипацию, а в самиздате были опубликованы рассказы и очерки российских феминисток альманаха «Женщины и Россия» (1979). Но Перестройка позволила кристаллизоваться феминистскому сознанию в России.