Официальной истории можно противопоставить память молчащих социальных групп, тех, чья память для официальной версии прошлого и настоящего нежелательна и опасна. К официальной памяти о Петербурге и Ленинграде, которая нам скучна своей ограниченностью (не говоря о том, что опасна своими последствиями), мы бы хотели добавить отсутствующие в ней элементы, а именно, дать голос тем, кто обычно не пишет статей и мемуаров о своем видении города, о своем городе. История Нарвской заставы, как и память о рабочем районе, о социалистических проектах, о неудачных попытках построить коммунизм и обеспечить неимущих оказались в нашем сегодняшнем обществе спектакля невостребованными.
Территория за Нарвскими воротами является воплощением гомогенизирующего влияния социализма. Мы можем прочесть это пространство как систему значений, заданную социалистической реконструкцией и эстетически отрицаемую идеологией молодого дикого капитализма. Этот район призван был олицетворять победу революции, социальное равенство, торжество городского образа жизни над сельским, торжество рабочего района над центром, привилегированность рабочих-передовиков, производственной администрации и заводских партийцев.
Во время первой и второй пятилеток была предпринята попытка разрушить границу между центром и окраинами и видоизменить «слободы» и «заставы», превратив их в социалистические районы, которые могли бы конкурировать с центром. Наряду с прежними заводами, находившимися на Нарвской, тут были построены и новые предприятия, из деревень хлынул поток крестьян-мигрантов, переезжавших в город, чтобы стать рабочими. Строительство нового жилья и новой инфраструктуры было призвано создать для работников предприятий комфортную среду обитания. Важной составляющей новой инфраструктуры было распространение «очагов культуры» по всему городу, с тем, чтобы «культурная революция» охватила население, до этого лишенное возможности культурного потребления.
В рамках художественного проекта «Дрейф. Нарвская Застава» мы решили провести социологический опрос в нескольких точках Нарвской, чтобы узнать – как чувствуют себя люди, что по их ощущениям изменилось за последнее десятилетие. Организуя наш опрос, мы вдохновлялись, помимо обычных социологических методик, ситуационистскими методами познания городского пространства – принципами изучения ситуации через добавление в неё нового элемента и познания реальности через её переворачивание (detournement), которое приводит к обнаружению символического смысла в привычном.
Мы обнаруживали свое присутствие стендом с крупной надписью «мобильный социологический пункт», который устанавливали на протяжении нескольких дней в разных местах. Эта диковинная вещь притягивала любопытствующих и отталкивала пугливых. Постепенно окружающая среда вокруг нас преобразовывалась из пассивной в активную – к нам притягивались люди, которые по долгу службы или роду занятий находились неподалеку (продавцы прессы, семечек, пирожков, ожидающие компаньонов, прогуливающиеся, праздно шатающиеся, выпивающие, милиционеры, пенсионеры). На мобильном социологическом пункте работали четыре девушки с анкетами и несколько операторов с видеокамерами.
Несмотря на то, что основным методом сбора информации была анкета, это исследование отличалось от обычного в том, что мы, в общем-то не стремились провести репрезентативный массовый опрос. Мы были рады выслушать всех, но нашей целью было привлечение в свою орбиту людей, которые помогут нам исследовать эту территорию, станут нашими проводниками в неизвестные нам, « закрытые » в силу нашего неведения места этого района. Нам были нужны интуитивные психогеографы, ежедневно ходящие этими тропами, готовые поделиться с нами информацией о том, где и как можно проводить свободное время, отдыхать, веселиться, встречаться с друзьями, в каких местах неприятно бывать днем и опасно появляться ночью.
Вокруг мобильного социологического пункта было собрано 179 анкет с неслучайными прохожими, жителями Нарвской заставы (ныне проживающими на территории Кировского или Адмиралтейского районов). Наш опрос показал, что около 80% опрошенных нравится жить там, где они живут, около 60% не хотели бы переезжать оттуда, если бы даже была такая возможность. Следовательно, они неравнодушны к состоянию этой территории, и надеются на позитивные изменения и развитие инфраструктуры.
Среди позитивных изменений, происшедших в последние годы, в анкетах отмечается прежде всего улучшение торгового снабжения, также отмечается благоустройство района («Стало чище, меньше пьяных, порядок, магазинов стало больше, ворота отреставрировали», «Дворы замостили», «Во дворах озеленение идет. Тополя посрезали. Детские площадки делают и фонтаны», «Площадь отремонтировали»).
Многие отметили как важные вехи ремонт Нарвских ворот, преобразование внешнего облика площади Стачек, появление Макдональдса и превращение Кировского универмага в недоступный по ценам торговый центр («Кировский универмаг стал другим магазином. Качество товара, интерьеры, дизайн стал современным»). Опрос показал, что этим магазином пользуется меньшинство жителей. Лишь 9% отметили, что посещают его постоянно, 57% посещают редко, а 34% никогда.
В качестве позитивного изменения было отмечено также то, что закрылись многие заводы. Вопреки нашим ожиданиям, в анкетах и интервью очень редко высказывалось сожаление по поводу закрытия заводов и сокращения количества рабочих («Раньше это был рабочий район, теперь заводы стоят. Зато воздух чище стал»; «Перестал работать Красный треугольник и меньше грязи стало»).
На вопрос «что мешает Вашей повседневной жизни» многообразие ответов сводится в основном к трем очагам зла: алкоголизм, грязь и бытовые проблемы, среди которых на первом месте коммунальный быт. Среди негативных изменений, которые произошли в районе за последние годы многие отмечают также нехватку муниципального транспорта и избыток частных автомобилей, которые ездят где придется, увеличение питейных заведений и точек продажи алкоголя.
Отмечается наличие большого количества опасных строений – разрушающихся расселенных домов, неубранных остатков разрушенных зданий и незаконченных строек, наполовину сделанных ремонтов. Некоторые интервьюируемые отмечали неприязненное и невнимательное отношение людей друг другу, а также то, что городская среда стала незнакомой и чужой. Такие наблюдения особенно характерны для людей старше 46 лет(«Много мата на улицах. Курящие люди оплевывают подолы. Стало меньше привычных магазинов. Новые магазины оглушают музыкой. Застроены большие дворы. Низкая дисциплина водителей. невозможно перейти улицу, потому что не работает светофор»).
Нарвская воспринимается жителями как район, который может нравиться лишь тем, кто там живет, кто к нему привык. Население считает, что там мало объектов, интересных для того, чтобы показать гостю. Знаменитая конструктивистская архитектура была упомянута лишь в одной анкете, заполненной респондентом-искусствоведом. Несколько человек высказали мнение, что иностранцу будет интересно в этом районе всё с этнографической точки зрения.
При всей любви к своему району, жители его сходятся во мнении, что в городе он имеет репутацию не самого безопасного и приятного места («Кировский район считается одним из самых криминальных. Милиционеры ничего не делают…»). Мы спрашивали в анкетах, какие места этого района считаются опасными в ночное время. Это оказались парки, дворы и подворотни, улицы Шкапина и Розенштейна и многие другие – «бандитские улицы», все места, «где дома сплошняком и света нет», «у ларьков, где выпивают и скопление народа», возле питейных заведений, в подъездах, на пустырях, в глухих местах и на тихих улицах. Опасность представляют «гопники, синяки, моряки», бомжи, наркоманы, «пьяные или обдолбанные подростки». Один молодой человек сформулировал свои ощущения так: «Ночью вся моя жизнь превращается в жизнь моей спины». Другие говорили также о том, что «Страшных историй очень много, особенно в парке Екатерингоф по ночам», где «пьяные подростки забивают». Некоторые молодые люди скромно отвечали на этот вопрос, что «для местных тут не опасно, а для приезжих – да».
Большая часть опрошенных считает, что Нарвская осталась «рабочим районом», несмотря на то, что закрылась часть заводов. Ощущают и то, что в последние годы стало много безработных. Некоторые опрошенные говорят о большом количестве праздно шатающихся людей, которые пополняют отчасти армию бомжей и алкоголиков.
Бросается в глаза жесткое и неприязненное отношение с оттенком презрения и отвращения к согражданам, оказавшимся на дне общества, или в ситуации социальной незащищенности и кризиса – наркоманам, токсикоманам, бомжам, нелегально живущим мигрантам-«южанам». По отношению к людям во многих интервью используется слово «убрать», как к неодушевленным предметам («Горячую воду на месяц отключают. Надо убирать бомжей и алкашей» )
Самым противоречивым из враждебных образов предстает фигура «южанина», который «хозяйничает» в районе. Значительное увеличение «лиц кавказской национальности» стало самым значительным изменением, наблюдаемым с начала перестройки жителями этого района, в прежние времена более однородного по своему социальному составу («Количество бомжей увеличилось и количество торговцев из южных стран. Не пройти, не проехать. Количество черномазых увеличилось с 86 года в десять раз»; «плохой транспорт в районе, много узбеков и азербайджанцев без прописки»). Об присутствии «южан» говорят как о помехе в повседневной жизни и об источнике опасности. Неприязнь (или страх) объясняют по-разному.
Во-первых, есть мнение, что «южане» с помощью взяток занимают квартиры и комнаты, которые могли бы достаться жителям коммуналок. («Раньше здесь жили рабочие фабрики «Веретено». Сейчас приехали нерусские. В нашем доме прописанных шесть семей. Они приходят к управдому, платят деньги. Заселяют азербайджанцев. На Розенштейна они сами заселились и живут»; «Боюсь в жить в своей квартире. Въехала из Душанбе семья из пяти человек с собакой, их всех поместили в 14-метровой комнате», «В квартире у нас командуют южане»).
Во-вторых, считается, что «южане» агрессивны («Мешает наличие черномазых. За шесть лет на меня было три нападения», «Опасно ходить там, где проживают непрописанные азеры, например, Промышленная улица»).
Во-третьих, мигранты из южных республик считаются «мафией», хорошо организованными и деловыми, что позволяет им держать в своих руках местную сферу услуг («Посмотрите, кто хозяйничает в кафе! Русские смотрят все в бутылку!», «На рынке всё схвачено азерами, не дают места местным производителям»).
Некоторым жителям района не нравятся внешние проявления и манера поведения приезжих, отличающиеся, по их мнению, от привычек местных жителей («Построили спортивную площадку. Эксплуатируют эту площадку в основном черномазые. Там таджики, узбеки, казахи, кто угодно. Кланом живут. Нашим детям негде жить»; «у них свои традиции», «гулять пойти невозможно, одни нерусские»).
Лишь один из опрошенных высказался гуманистично, отметив, что у азербайджанцев и некоторых местных жителей общая беда – плохо организованный быт и бедность, и он сообщил, что при наличии общей беды конфликтов не возникает: «Живем в общежитии фабрики «Веретено». Конфликтов с азербайджанцами пока нет. Здесь все выживают. Общежитие больше сближает, чем коммуналка. Дети все вместе играют».
Опрошенная у метро дама опустившегося вида в сильном подпитии высказала мнение, что на Нарвской люди, находящиеся в тяжелой жизненной ситуации чувствуют себя всё-таки неплохо, есть сострадание, готовность помощь ближнему («На Нарвской нормальные люди, они понимают. А Невский проспект мне не нравится. А тут люди, если что и хлеба дадут. Им жалко человека.»).
В анкетах и в интервью практически нет упоминания о бизнесменах, предпринимателях. Абстрактный образ бизнесменов, в отличие от образа бюрократов, скорее положительный («предприниматель выкупил часть сада, привел в порядок»). К нововведениям рыночной экономики, например, к рекламе большая часть опрошенных относится положительно или нейтрально, критикуется то, что реклама не совсем приспособлена к потребностям населения («реклама должна быть только на русском языке», «нужная реклама отсутствует, нужна реклама – как найти места, которые все люди ищут»).
Одна из черт этого района – то, что новые реалии ощущаются там меньше, чем руинированное советское наследие. Существенных изменений немного. Те, чья повседневная жизнь находится в полном упадке, ждут помощи от городской или районной администрации, но на самом деле на нее не надеются. Как высказалась одна из жительниц района улиц Шкапина-Розенштейна: «Даже в газете как-то писали: Розенштейна – Черная дыра Петербурга. Рухнул потолок в одной квартире. Бороться пытаемся. Но наш район никому не нужен. Нам говорят, что у нас дома дешевле, чем у бабушки огород. Гниль. Вообще мы глубинка. Не Адмиралтейский район, а деревня Петушки. Это очень странно. Это же центр города. Но действительно, какие-то Петушки».
Французские ситуационисты 1950-х годов критиковали современный капитализм, общество потребления за то, что оно пытается воплотить капитализм в образах, в частности, впечатать его в городское пространство, тем самым гомогенизируя его, открывая одинакового вида магазины в разных районах, «причесывая» город, скрывая его недостатки и тайны. «Нарвской» общество потребления ещё не знакомо, здесь ждут появления «нужной» рекламы, открытых уже в других районах города сетей кафе и магазинов, и в целом, влияние капитализма очень незначительное. Но его ждут с нетерпением. Общество спектакля при отсутствии общества потребления, это еще большая ухмылка власть имущих по отношению к неимущим. Люди готовы к торжеству капитализма, они уже запаслись крайне либеральным сознанием, отсутствием сострадания к ближнему (бомжам, алкоголикам, наркоманам и южанам), желанием вытеснить с глаз долой всех, кто оказался в тяжелой жизненной ситуации и построить на своей территории рыночный рай.
Что приобретаем мы, исследуя район бывшей Нарвской заставы, претерпевший типичные для пост советского пространства трансформации из советской урбанистической утопии в тривиальное место торжества базарного капитализма? Нарвская ценна тем, что она остается потенциальной средой пассивного сопротивления, в которой человекпока еще не стал глянцевым потребителем рыночных товаров и услуг в красивых фантиках, а находится в пространстве взаимодействий и конфликтов.
